Врач из будущего. Подвиг - Андрей Корнеев

Одиннадцатый этаж, в отличие от химического царства Баженова, был царством стерильности и тишины, нарушаемой лишь ровным гудением термостатов и шепотом сотрудников. Здесь, в лаборатории микробиологии и вакцин, Алексей Васильевич Пшеничнов вел свою, невидимую, но оттого не менее важную войну — войну с невидимым врагом, уносившим порой больше жизней, чем пули и снаряды.

Воздух пах сладковатым запахом питательных сред и едким — дезинфектантов. Вдоль стен: ряды колб с мутными бульонами, где росли будущие защитники — ослабленные штаммы бактерий. Пшеничнов, в белом халате, застегнутом на все пуговицы, лично проверял каждую партию поливакцины НИИСИ. Задача, поставленная Львом, была титанической: создать стабильную, эффективную и, что самое сложное, безопасную многокомпонентную вакцину. Смешать — было полдела. Заставить эту смесь работать, не вызывая бурных реакций, и сохранять активность в условиях полевого госпиталя — вот где была настоящая алхимия.

— Нестабильность по дизентерийному компоненту, — бормотал он, просматривая записи лаборантки. — Титр падает на третьей неделе хранения, снова.

Рядом, за другим столом, шла работа над живой туляремийной вакциной. Молодой лаборант, Коля, выпускник института, снимал пробирки с бактериями из автоклава. Его движения были чуть торопливы, руки от усталости слегка дрожали. Одна из пробирок, мокрая от конденсата, выскользнула из захвата пинцета и разбилась о край стола. Стекло и капли живой культуры брызнули на халат, на руки, на лицо.

В лаборатории на секунду воцарилась мертвая тишина, которую пронзил сдавленный крик дежурной медсестры. Коля замер, с ужасом глядя на осколки и на мелкую, почти незаметную царапину на своей руке.

Через три дня у него подскочила температура до сорока, воспалились лимфоузлы, начался бред. Диагноз — острая форма туляремии, был очевиден. Сотрудника, нарушившего технику безопасности, срочно поместили в изолятор. Его спасали всеми доступными средствами, включая свежесинтезированный стрептомицин Ермольевой. Это был жестокий, но наглядный урок для всех: враг, с которым они работали, был смертельно опасен и не прощал ошибок.

Именно в этот момент, когда в лаборатории царило подавленное настроение, с проверкой пришел Лев. Он прошелся между столами, молча выслушал доклад Пшеничнова о ходе работ и о несчастном случае.

— Как Коля? — был его первый вопрос.

— Тяжело, но кризис, кажется, миновал, — ответил Пшеничнов. — Спасибо Зинаиде Виссарионовне, ее препарат подействовал.

— Хорошо, — Лев кивнул. — Теперь по работе. Алексей Васильевич, по поливакцине… попробуйте добавить в качестве адъюванта гидроокись алюминия в небольшой концентрации. Она должна сорбировать антигены и усиливать иммунный ответ, возможно, продлит стабильность.

Пшеничнов смотрел на Льва с нескрываемым изумлением.

— Гидроокись алюминия?.. Лев Борисович, мы только в теоретических работах иностранных коллег встречали такие наброски… Откуда вы?..

Лев лишь слегка улыбнулся, не отвечая на вопрос.

— А по туляремии, — продолжал он, — сосредоточьтесь на методе последовательной пассажной аттенуации. Ослабляйте штамм, пропуская его через невосприимчивые культуры. Это долго, но это даст более безопасный и стабильный результат.

Он говорил спокойно, как о само собой разумеющемся, о вещах, которые для Пшеничнова были передним краем мировой науки. Ученый смотрел на него, и в его глазах читался не просто пиетет, а почти суеверный трепет. Лев Борисов не просто ставил задачи. Он видел пути их решения, которые другим и не снились.

— Я… я понял, — наконец выдохнул Пшеничнов. — Сделаем, обязательно сделаем.

Лев, кивнув, вышел из лаборатории, оставив за собой не только четкие инструкции, но и возрожденную веру в возможность невозможного.

Пустующие залы на седьмом этаже, куда Лев привел нового человека, представляли собой печальное зрелище: голые стены, запыленные полы и одинокий инвалидный стул в углу. Но Лев видел здесь будущее.

— Вот ваше царство, Валентин Николаевич, — сказал он, обводя рукой пустое пространство. — Здесь будет физиотерапевтическое отделение и центр лечебной физкультуры.

Валентин Николаевич Мошков, новый главный физиотерапевт «Ковчега», был полной противоположностью кабинетным ученым. Лет сорока пяти, спортивного сложения, с живыми, вечно смеющимися глазами и рукопожатием, способным перемолоть кирпич. Бывший военный врач, прошедший Хасан и Халхин-Гол, он был фанатиком механотерапии и кинезитерапии.

— Лев Борисович, это же просто песня! — радостно воскликнул он, его голос гулко разнесся по пустому залу. — Простор! Воздух! Я вам за неделю этих «хроников» с постелей подниму! Работа — лучшее лекарство, а движение это жизнь! Лежать — значит сдаваться болезни!

Лев не мог сдержать улыбки. Энергия Мошкова была заразительной.

— Ваша задача, Валентин Николаевич, — организовать здесь все с нуля. УВЧ, гальванизация, электрофорез, парафинотерапия — все, что есть в наших закромах, пускайте в ход. Но я хочу большего. Я хочу, чтобы у вас был лучший в Союзе зал механотерапии. Чтобы мы возвращали людей в строй не просто живыми, а дееспособными.

— Так точно! — Мошков вытянулся по-военному. — Будет вам и зал, и тренажеры! Я из двух палок и веревки такой тренажер соберу, что штангисты позавидуют!

В кабинете Льва, куда они вскоре перебрались для обсуждения деталей, к ним присоединился Сашка. Мошков, не теряя времени, начал выкладывать свои прожектерские идеи.

— Мне нужны аппараты УВЧ, минимум пять штук! Парафиновые ванны, гальванизаторы, соллюкс-лампы! А для зала ЛФК блочные тренажеры, велотренажеры, вертикализаторы, параллельные брусья! И материалы — резина, стальные тросы, дерево, кожи…

Сашка, слушая этот поток, хмурился все мрачнее. Он достал свой планшет и, вздохнув, прервал восторженного физиотерапевта.

— Валентин Николаевич, стоп-кран. Вы сейчас как в магазине заказз составляете. У нас так не работает. — Он ткнул карандашом в планшет. — Вот вам чистый лист, пишите. С одной стороны название позиции. С другой обоснование. Для чего, кому, какой ожидаемый медицинский эффект, почему без этого нельзя. И с третьей — альтернатива. Чем можно заменить, если этого нет. Без этого списка ни гвоздя, ни шпунтика. Понятно?

Мошков на мгновение опешил, но тут же с новым азартом схватил предложенный лист.

— Понял! Будет вам обоснование! Каждому винтику! Докажу, что без вертикализатора для спинальников мы совершаем преступление перед народом!

Лев наблюдал за этой сценой, понимая, что тандем прагматика Сашки и энтузиаста Мошкова обещает быть взрывоопасным, но чрезвычайно продуктивным.

Седьмой этаж, терапевтическое отделение. Здесь царила своя, особая атмосфера, не такая стремительная, как в хирургии, но не менее напряженная. Владимир Никитич Виноградов, невозмутимый и методичный, обходил палаты, внимательно выслушивая доклады ординаторов.

В одной из палат лежал боец, доставленный с одного из тыловых госпиталей. Молодой парень, с восковой бледностью, обильно потеющий. Его температура скакала как угорелая: сегодня 38.5, завтра норма, а послезавтра под 40. Печень и селезенка были увеличены, прощупывались как плотные, болезненные тяжи. Но ни желтухи, ни характерной для тифа сыпи, ни признаков малярии. Стандартные схемы лечения не работали. Диагноз повис в воздухе: «лихорадка неясного генеза».