Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Чернововк присел, коснулся окровавленного пальца наугад и вскрикнул от боли: пол фаланги исчезло, словно прикосновение к темноте стер ее. Неосознанно сероманец чуть не коснулся тени рядом, но вовремя отдернул руку и приглушил крик.

Надо думать рассудительно. Даже в Потустороннем мире все имеет резон. Северин затаил дыхание, заставил себя не смотреть на искалеченный палец и методично водил глазами по сонму собственных теней, обезьянивающих каждое его движение. Должно быть объяснение, стоит внимательно... Вот оно!

От теней вились тоненькие, едва заметные нити, бравшие начало под камнями вокруг. И когда он это заметил, сердце ужалило ужасом: из-за темного горизонта сунуло что-то злое.

Надо бежать, кричало нутро. Стекая потом, он осматривал тень за тенью, в глазах мерцало, казалось, от каждого моргания тени меняются местами, а тем временем неизвестное приближалось, растекаясь под кожей ледяным предчувствием беды.

Глаз зацепился за единственный свободный от нити очертание. Его настоящая тень! Вот она! От прикосновения растеклась сияющим молоком, калиновым мостиком, прыгнула в глаза и характерник вернулся в родной мир.

Двор Чарнецких. Сколько его не было? У ворот Катя гарцует с окровавленной саблей, прижимая младенца к груди, под копытами ее коня двое мертвых. Лицо в крапинках крови. Почему она здесь? Почему вышла из тайника? Зачем?

Тела борзых и сердюков разбросаны навзничь. Более десятка новых божьих воинов стали дугой и перезаряжают

ружья. Игнат лежит рядом с Яремой, вокруг головы шляхтича расползлось кровавое пятно. Окровавленный волк замер у Савки — закрыл его собственным телом.

Нет.

После пройденного. После войны. После всех убийств. После девочки рядом отца. После рождения Оли. Они прошли этот путь не для того, чтобы полечь здесь!

Но смерть приходит, когда пожелает.

– Еще один!

Отчаяние. Два выстрела. Жгучая боль расплывается в груди, кружится, ноги отказывают. Только он увидел ту новую страницу, как его дочь пришла в этот мир...

– По бабе! – приказывал другой голос.

Нет!

Пальцы Савки дергали перо за ухом, а круглые от ужаса глаза перепрыгивали между Яремой, Игнатом и Филиппом, протянувшимся перед ним в волчьем теле. Катя откинула саблю, спрыгнула с лошади, повернулась спиной к стрелкам и сколупилась, прикрывая собой младенца от пуль.

— Огонь по...

Он не размышлял. Вскочил, забыв о ранах, побежал к жене с дочерью, и вдруг Савка стрелой бросился на командующего борзой, вцепился в его лицо, воткнул большие пальцы в глазные яблоки и взвыл.

Это было как удар стальной нитью. Изо рта Савки, как из трубы, непрестанно лился крик, ужасный, высокий, невыносимый — крик не человека, а потустороннего существа. Визг разрезал барабанные перепонки, пронзал голову, выкручивал нутро, заполнял желанием бежать подальше, чтобы не слышно ужасного звука, чтобы наконец перестало... Хорти выли вместе с Савкой, катались по земле между брошенным оружием, хватались руками за уши, бились руками за уши.

Катя встала, растерянно оглядываясь вокруг. Северин пошатнулся, бессознательно приложил руку к груди - у него попали дважды, одна пуля застряла у легкого - и зашептал формулу. Он потеряет год или чуть больше, но это смешная плата за жизнь. Кровь кипела и бурлила, будто невыносимый крик наполнил чары причудливой силой, и через несколько секунд лишь острая боль на месте ранений напоминала об ударах шаров.

Савка кричал. К его крику присоединилось ржание испуганных коней. Кобылы божьих воинов не выдерживали и срывались прочь с безумными глазами. Павлин не умолкал, вены на шее напряглись, шрамы на черепе багрянели. Ослепленный командир борзых кричал вместе с ним, махал руками, пытался отбросить химородника, но только беспомощно барахтался выброшенной на берег рыбой.

Головы борзых покрывали темные потеки, кровь лилась из ушей, глаз, ноздрей, ртов, кровь струилась и брызгала, а мужчины хрипели, дергались, захлебывались и замирали навсегда.

Несколько окон звякнули кружевом трещин. В то же время Катя приблизилась к Савке и остановила его короткой оплеухой, тот растерянно покачал головой, улыбнулся, слез с мертвого командующего и заплакал. Оля заплакала вместе с ним.

– Оля! — Северин устремился к семье. — С Олей все хорошо?

– Да. Просто испугалась.

Игнат застонал и сел, потирая окровавленный затылок.

— Малыш жив?

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – Ярема на грани. Меловое лицо, отрывочное хриплое дыхание. На теле шляхтича кровоточило около десятка ран, вокруг каждой кожа почернела ожогами. Повезло, что пули попали кое-как — наверное, уготовили, когда Малыш бросился вперед. Та, которая должна была его убить, выбила глаз. Но долго Ярема не протянет, если только...

Волшебство крови может исцелить немало вещей, но плата за это соответствующая. Возбужденный силой безумного воя, Северин зашептал формулы, которые были запрещены есаулой потусторонних за чрезмерную цену: случалось, что ради спасения чужой жизни двойственности стремительно теряли собственно — могучие заклятия на глазах высушивали их, выпивали десятилетия за секунды... могли удержать его от смерти.

Запретное заклятие сединами вилось по волосам, высушивало глаза, выкручивало воспаленные внутренности, темным огнем неслось жилами, собственной жизнью лилось сквозь пальцы — незримая расплата за жизнь другого. Сколько лет он отдал – три, семь, десять? Северин не считал. Дыхание шляхтича успокоилось, раны зарубцевались, бледное лицо порозовело. Чернововк с чувством исполненного долга вытер лицо от пота.

— Варган будет жить, — Игнат осторожно закинул волчье тело на Упыря, который все еще косился испуганно на Савку. – Кровь я остановил. Ранений много, но дышит.

– Хорошо, – Северин наложил повязку на пустую глазницу шляхтича. – Сам как?

— Пустяки, на меня не обращай внимания.

Катя успокаивала Олю и Савку одновременно. Последний, подергивая свое перо за ухом, утирал сопляки ладонью и шептал о нитях, куклах и чернотропе.

- Надо бежать, пока не прибыло подкрепление, - сказал Эней.

— Откуда они узнали о тайнике?

- Спроси у мертвых.

Игнат помог Северину усадить Малыша на Шарканя, устроил заплаканного Павла на Конька, взглянул на двор Чарнецких, усеянный мертвецами, взглянул на темные окна, покрытые трещинами. Сплюнул, провел рукой по липкому от крови меху Филиппу и скомандовал:

– За мной.

Он повел отряд по темным дорогам, сонным улицам, подальше от праздничных площадей и проклятых борзых, сквозь захламленные нищие кварталы мимо пьяных, рвавшихся в сточные ямы, вдоль берега холодного Днепра — из Киева.

Северин постоянно прислушивался к погоне. ехать вместе с тяжелым без сознания шляхтичем было непросто, донимали собственные раны — две огнестрельные и отсеченный Потусторонним палец — болело с каждым движением.