Драконий век - Д. Дж. Штольц

по дорогам. Почти сразу понял, что чем-то болен. Или проклят… Воспользовавшись драгоценностями из пещер, я расплатился с целителями, но никто не смог помочь мне. Только пытались обокрасть или убить… Зато помогли яды… После принятия ядов, которые заставляли бессмертную кровь гореть пламенем, я выиграл немного времени… Я хотел прийти к вам, в Брасо-Дэнто, но сначала передо мной стояло другое дело. Я последовал в Желтые горы, чтобы вернуть старый долг.

– О чем ты? Какой старый долг?

После нескольких минут слез к Уильяму вернулось самообладание, и он сказал уже куда отрешеннее, точно его это не касалось:

– Помните, я рассказывал про Раум? Так вот, в Желтых горах обитала она, а точнее, ее дитя, получившее бессмертие благодаря мне. Дитя занимало почти весь пещерный зал, больше не росло, но и не старело… Мольбами я попросил приюта, как родной отец. А потом предал ее, богиню предательств. Я вонзал в огромное брюхо кинжал, пока она билась в попытке раздавить меня и рушила зал. Некому было помочь ей: от боли она утратила контроль над сотрапезниками, а больше никого и не было в пещерах. Я ее убил, отомстил сполна за ее подлости. Пришлось задержаться в одном поселении неподалеку от Желтых гор из-за приступов. И в один день там по стечению обстоятельств заночевал Арушит…

– Как ты понял, что он Теух?

– Поначалу никак… Просто чутье на интриги… – ответил Уильям. – Мне такое скрытное передвижение показалось подозрительным. И под предлогом обучения веномансии я испробовал его крови, узнал, что Теорат задумал предать клан. Почему не предостерег вас? Боязливый Арушит проверял все письма и не отпускал меня ни на шаг. Слишком хорошо ему всё объяснили. Несмотря на мою неприязнь к клану, со временем я понял, что меня все-таки приняли, как бы мне ни хотелось думать иначе, поэтому я решил помочь вам… В последний раз…

В небесах прокатывался гром. Прядали ушами две дремлющие у входа в пещеру лошади.

Из-за того что дрова были плохо просушены, они постоянно трещали, и под этот треск Уильям вновь сомкнул веки. Даже держать глаза открытыми было для него уже непосильной задачей.

– И ты помог, – проговорил Филипп. – Не переживай, Уильям. Для тебя это не закончится в одиночестве. Я буду рядом.

– Спасибо вам за все, Филипп…

После Уильям добавил:

– Еще бы с Йевой поговорить. Жалею, что не получилось, – вспомнив о ней, Уилл с трудом выдавил улыбку, которая осветила его мертвенно-бледное лицо. – С годами я понял причину ее поступка. Как преданная дочь, выбирая между мужчиной, который был ей никем, и отцом, спасшим ей жизнь, она поступила правильно. К тому же между нами не было любви, которую я придумал себе, – только постель и симпатии. Хотя нам было бы что обсудить при встрече. А то, что Йева выбрала сына, я тоже понимаю… Но она… не должна была… – Он не закончил, тяжело задышал.

Приступ опять схватил его. Взгляд Уильяма вмиг сделался отсутствующим, и он потерял способность мыслить ясно. Приступ продолжался несколько минут, и Филипп видел, как тьма, будто живая, зашевелилась под кожей, крепче обхватила горло и поползла мимо перекошенного рта по бледной щеке все выше. Один глаз тут же целиком почернел, а второй – наполовину. А потом Уилл провалился в забытье. Не очнулся он ни утром, ни в полдень.

* * *

Все это время, на протяжении дня, Филипп сидел не шелохнувшись, точно продолжение камня. Его взгляд был прикован к умирающему, и, когда огонь костра стал гаснуть, он не подошел, чтобы подкинуть дров.

Вечером Филипп все же поднялся снять путы с одной лошади, ударил ее ладонью по крупу и вернулся на место. Там он вновь врос в камень, и его уделом было беспомощно наблюдать, как смерть берет свое. Уильям все больше терял связь с действительностью. К вечеру из него вырвался крик. Его обуял ужас, и он стонал и кричал, пока Филипп не заговорил с ним. Только тогда он успокоился. Похоже, он счел, что опять в святилищах джиннов, потому что его глаза ослепли. Порой он шептал, как молитву, одно слово: «Вериатель».

Еще позже Уильям целиком пропал в себе. Он казался неживым, отчего из-под дождя в пещеру посреди ночи медленной поступью забрел грим. В виде огромного пса он приблизился, поглядел своими черными мутными глазами на привязанную вторую обеспокоенную лошадь – его очертания подернулись. И вот уже демоническая лошадь раскрыла свою пасть над умирающим. «Вон! Прочь!» – прикрикнул на нее старик, да только он и сам понимал, что его попытки пусты. Выросши, грим вспыхнул напоследок глазами-фонарями и пропал в дожде. Долгим взглядом Филипп проводил эту призрачную фигуру, после чего отпустил и последнюю лошадь.

«Вериателюшка…» – шепнул свои последние слова Уилл.

Смерть явилась за ним перед рассветом, когда умирающий вдруг распахнул глаза. Филипп пододвинулся ближе. По лицу Уилла расползлась чернота. А затем, вздрогнув, ничего не видя, он медленно закрыл их… и умер. Его сердце перестало биться. За пещерой хлестал дождь, а Филипп без всяких слов сидел и глядел. С обреченным вздохом он уронил седую голову между пальцев. Время шло. Филипп был прикован к камню. Дождь продолжал заливать все вокруг, стекать с гор, и ясно слышался этот размеренный шум, сплетенный с громом. Пещера была на возвышенности, но из темноты Филипп видел, как внизу бежали бурные воды. Точно так же бурлил, перекатываясь, сель много лет назад, когда Теодд лежал с остекленевшим взглядом. Точно так же лежал на берегу реки и Леонард, с лица которого сорвало повязку. Филипп уставился в неровный каменный пол пещеры слишком сконцентрированным взглядом.

Ночь перетекла в утро. Утро – в день. День сменился очередной ночью, а южные дожди и не думали стихать.

Уильям был неподвижен, как и прошлые сыновья. Черная струйка сбежала по щеке, оставив след и засохнув. Наконец усилием воли Филипп поднялся, заставил свои отяжелевшие ноги и руки двигаться. Он замотал мертвеца в льняник, которым укрывал Уилла, и отнес вглубь пещеры, где заботливо положил в небольшую выбоину. Выбоину он наглухо заложил камнями, чтобы зверье не смогло добраться до тела и порвать его. Потом сел в бессилии. Так и сидел он, не имея решимости покинуть пещеру, ставшую склепом. В холодном сыром воздухе разнесся запах гнили, плывущий от выбоины. Бледному Филиппу весь оставшийся путь до Йефасы казался невообразимо длинным. Сколько ему еще ехать до нее? Почему Йефаса не за этой скалой, почему завещание осталось там, в замке?

День. Два дня.

Три дня. Только под конец третьего старый Филипп поднялся, собрал суму, повесил на пояс одну саблю, так как вторая вместе с пустынным кинжалом легла рядом с телом как дань тому, кто спас весь клан от гибели. Перекинув суму через плечо, он вышел прочь из пещеры. Ему в спину дышало нестерпимым, удушливым смрадом – труп вовсю гнил.

Глава 6. Рассвет после страшной ночи

Пробравшись мимо ощетинившихся кустов, Филипп спустился с пригорка. Ноги скользили. Так же они скользили и много лет назад, когда сошел сель, а он мчался на биение сердца. И действительно, размеренный шум дождя донес до него одиночный стук. Филипп мотнул головой сам себе. Перед ним проносились картины былого. Снова стук, точно судорожный вдох того, кто тонет, погружаясь в толщу вод. Замедлившись, вампир прислушался, различил лишь тишину и пошел дальше. «Мы переносим прошлые образы на новые лица», – вспоминал он собственные слова, обращенные к сэру Рэю. Тогда он тоже верил, пока не обнаружил: ему все показалось. Надежда обманывает чаще всего прочего.

Чувствуя, как прибивает к земле ливень, он остановил свой шаг, потом ринулся назад – это затишье без стука сердца пугало его.

Филипп вернулся в пещеру в кромешной тьме,