Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

забывают, и им неведомы медлительность и беззаботность. Но радиооборудование обслуживали очень небрежно, да вдобавок пыль, дрейфующая на краю системы планеты А, заглушала радиосигналы. Прежде чем робот МинОба сумел передать сигнал тревоги, сорокамильная сфера приблизилась и крепко сжала крохотный корабль хваткой из металла и силовых полей.

Во время последующих событий шут почти все время сидел с закрытыми глазами. Если его послали сюда, чтобы не дать ему смеяться, то выбрали воистину подходящее место. Зажмурив веки еще плотнее, он заткнул уши пальцами, пока абордажные роботы берсеркера пробивали обшивку его крохотного корабля и тащили его прочь. Что случилось с его металлическим стражем, шут так и не узнал.

Когда все успокоилось, он снова ощутил гравитацию, хороший воздух и приятное тепло – и решил: лучше выслушать то, что они могут поведать, а не сидеть с закрытыми глазами. Оглядевшись с опаской, он увидел, что находится в большой полутемной комнате, не содержащей никакой видимой угрозы.

Как только он шелохнулся, скрипучий монотонный голос, доносившийся откуда-то сверху, изрек:

– Мои блоки памяти сообщают мне, что ты – протоплазменная вычислительная единица, вероятно способная к пониманию данного языка. Ты понимаешь?

– Я? – Шут поглядел в полумрак, но не увидел говорящего. – Да, я тебя понимаю. Но кто ты такой?

– Я тот, кто в данном языке именуется берсеркером.

Шут уделял галактическим делам постыдно мало внимания, но это слово напугало даже его.

– Это означает, что ты автоматический боевой корабль? – пролепетал он.

Последовала пауза.

– Я не уверен, – пробубнил скрипучий голос почти тем же тоном, что президент, будто тот спрятался среди стропил. – Возможно, война имеет отношение к моей цели, но моя цель все еще не до конца ясна мне, ибо я остался незаконченным. Некоторое время я выжидал там, где был построен, уверенный, что не завершена какая-то финальная операция. Наконец я пришел в движение, чтобы узнать больше о своей цели. Приближаясь к этому светилу, я обнаружил передающее устройство, которое демонтировал. Но о своей цели не узнал.

Шут сидел на мягком, удобном полу. Чем больше он вспоминал о берсеркерах, тем сильнее трепетал.

– Понимаю. Во всяком случае, кажется, начинаю понимать. Так что же ты все-таки знаешь о своей цели?

– Моя цель – уничтожать все живое при его обнаружении.

Шут сжался в комочек. Потом едва слышно спросил:

– А что тебе не ясно?

На этот вопрос берсеркер ответил двумя своими:

– Что такое жизнь? И как ее уничтожают?

В течение полуминуты раздавался звук, который компьютеры берсеркера распознать не смогли. Он исходил от протоплазменной вычислительной единицы, но если это была речь, то на языке, неизвестном берсеркеру.

– Что за звук ты издаешь? – осведомилась машина.

Шут запыхтел, стараясь отдышаться.

– Это смех. Ох, смех! Итак. Ты не закончен. – Он содрогнулся, вновь осознав весь ужас своего положения: это отрезвило его. Но тут же последовал новый приступ смеха; уж слишком нелепой выглядела ситуация. – Что такое жизнь? – наконец проговорил он. – Я скажу тебе. Жизнь – это великая угрюмая серость, и она посылает страх, боль и одиночество всем, кого окутывает. Ты хочешь знать, как ее уничтожить? Что ж, вряд ли тебе это по силам. Но я открою тебе лучший способ для сражения с жизнью – это смех. Пока мы сможем сражаться с нею при помощи смеха, она нас не одолеет.

– Должен ли я смеяться, дабы помешать этой огромной-угрюмой-серости поглотить меня? – поинтересовался корабль.

Шут задумался.

– Нет, ты машина. Ты не… – Он прикусил язык. – Протоплазменный. Страх, боль и одиночество никогда не побеспокоят тебя.

– Меня ничто не беспокоит. Где мне найти жизнь и как произвести смех, чтобы бороться с ней?

Шут внезапно ощутил вес кубика, болтавшегося у него на шее.

– Дай мне пораскинуть умом.

Минуты через три он встал:

– Если у тебя имеется визуализатор вроде тех, которыми пользуются люди, я сумею показать тебе, как создается смех. Пожалуй, даже смогу направить тебя в то место, где есть жизнь. Кстати, не можешь ли ты срезать эту нить с моей шеи? Разумеется, не причинив мне вреда!

Пару недель спустя вековая дрема, царившая в главном штабе планеты А, внезапно рассеялась. Стационарные роботы верещали, жужжали и вспыхивали, а мобильные метались туда-сюда. Минут через пять они сумели разбудить надзиравших над ними людей, и те поспешили в штаб, затягивая портупеи и заикаясь.

– Это учебная тревога, правда ведь? – высказал вслух надежду дежурный офицер. – Кто-то проводит проверку? Кто-то?

Он и сам скрежетал, будто берсеркер. Опустившись на четвереньки, он снял панель с основания самого большого робота и заглянул внутрь в расчете обнаружить причину неполадки. К несчастью, он не имел ни малейшего понятия о робототехнике; вспомнив об этом, он поставил панель на место и вскочил на ноги. О планетарной обороне он тоже ничего не знал, и стоило вспомнить об этом, как он с воплем понесся прочь, взывая о помощи.

Итак, планета не оказала сопротивления – ни действенного, ни какого-либо еще. Но атаки тоже не последовало.

Не встретив сопротивления, сорокамильная сфера зависла прямо над Столицей – достаточно низко, чтобы ее тень заставила множество озадаченных птиц улечься спать прямо в полдень. Люди и птицы в этот день потеряли массу продуктивных рабочих часов; но эта потеря почему-то повлияла на них куда меньше, чем предполагало большинство людей. Прошли те дни, когда представителям человеческой расы на планете А позволяло выжить только величайшее внимание к своим обязанностям, хотя большинство их этого еще не осознали.

– Велите президенту поторопиться, – потребовал шут с видеоэкрана, установленного в штабе. Все стряхнули с себя сонное оцепенение. – Скажите, что я должен срочно переговорить с ним.

Тяжело дыша, подошел президент:

– Я здесь. Я узнаю вас и помню суд над вами.

– Как ни странно, я тоже.

– Вы что, склонились к предательству? Будьте уверены: если вы привели к нам берсеркера, то не сможете рассчитывать на снисхождение правительства.

Шут на экране, запрокинув голову и открыв рот, издал запретный отрывистый звук.

– Ох, умоляю, могущественный президент! Даже мне известно, что ваше министерство обороны – а-н-е-к-д-о-т, прошу простить за непристойное слово. Это сточная канава для изгоев и неумех. Так что я пришел предложить милосердие, а не просить о нем. Кроме того, я решил официально принять имя «Шут». Будьте любезны в дальнейшем обращаться ко мне именно так.

– Нам нечего вам сказать! – рявкнул министр обороны, вошедший как раз вовремя, чтобы услышать оскорбления в адрес своего министерства; его лицо побагровело, став цвета красного гранита.

– Я не возражаю против разговора с вами! – поспешно возразил президент. Не сумев произвести впечатление