Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

уберу тебя в безопасное место, и, может быть, однажды у тебя появится еще один шанс на жизнь. Странно думать, что однажды ты, возможно, будешь стоять в раздумьях над моим гробом, как сейчас я стою над твоим. Несомненно, ты станешь молиться о том, что считаешь моей душой… Я не могу сделать этого для тебя, но желаю тебе сладких снов. Снов о твоем рае, а не о твоем аде».

Ногара вообразил мозг, промороженный до абсолютного нуля, с нейронами, превратившимися в сверхпроводники, мозг, что прокручивает один и тот же сон снова, и снова, и снова. Впрочем, все это чепуха.

– Я не могу рисковать своей властью, Иоганн. – На этот раз он прошептал слова вслух. – Либо так, либо убить тебя.

И он снова повернулся к широкому иллюминатору.

– Полагаю, тридцать третий уже доставил тело Ногаре, – сказал второй пилот эстильского курьера номер тридцать четыре, бросив взгляд на судовой хронометр. – Приятно, должно быть, провозгласить себя императором или кем-нибудь вроде этого и заставлять людей мотаться туда-сюда по всей Галактике, выполняя каждую твою прихоть.

– А самое приятное – велеть кому-нибудь доставить тебе тело брата, – отозвался капитан Турман Хольт, изучая свою астронавигационную сферу. Благодаря тахионным двигателям времяподобный интервал, отделявший корабль от системы Фламланда, быстро увеличивался. Хольт был рад покинуть Фламланд, где власть потихоньку переходила к политической полиции Микаля.

– Любопытно, – хмыкнул Второй.

– Ты о чем?

Второй оглянулся сначала через одно плечо, потом через другое, по привычке, приобретенной им на Фламланде.

– А ты не слыхал? – спросил он. – Ногара – бог, но половина его звездоплавателей – атеисты.

Хольт улыбнулся, но лишь краешком губ.

– Он не чокнутый тиран, знаешь ли. Эстильское правительство – не худшее в Галактике. Любезностью мятеж не подавишь.

– Карлсен справился отлично.

– Это верно, справился.

– О, разумеется, – поморщился Второй, – Ногара мог бы быть и хуже, если уж говорить серьезно. Он политик. Но мне просто претит команда, что собралась вокруг него в последние пару лет. По тому, что делается у нас на борту, видно, что они вытворяют. Если хочешь знать правду, теперь, когда Карлсен мертв, я малость напуган.

– Ладно, скоро мы их увидим. – Хольт вздохнул и потянулся. – Пойду брошу взгляд на заключенных. Мостик на твоей ответственности, Второй.

– Пост принял, сэр. Турм, сделай этому человеку одолжение, убей его.

Минуту спустя, глядя сквозь видеоглазок в тесный карцер, Хольт с искренним состраданием желал, чтобы пленник отправился на тот свет.

Захват объявленного вне закона вожака по имени Джанда был последним по времени успехом службы Карлсена на Фламланде, практически положившим конец восстанию. Высокорослый Джанда был отважным повстанцем и жестоким бандитом. Он совершал набеги и сражался против Эстильской империи и Ногары, пока еще были надежды, а когда их не осталось, сдался Карлсену.

«Гордость повелевает мне покорять врагов, – написал однажды Карлсен в письме, которое считал личным. – Честь запрещает мне унижать или ненавидеть врагов». Но политическая полиция Микаля действовала, исходя из иных принципов.

Наверное, преступник оставался высоким, но Хольт ни разу не видел, чтобы он выпрямился во весь рост. Кандалы, по-прежнему сковывавшие его по рукам и ногам, были пластиковыми, якобы не повреждавшими кожу, но теперь надобность в них отпала, и Хольт снял бы их, если бы мог.

Увидев Люсинду, сидевшую возле Джанды и кормившую его, посторонний человек счел бы ее дочерью мятежника. Но она была его сестрой – на пять лет моложе брата. И притом девушкой редкой красоты; отправляя ее ко двору Ногары не изуродованной, с непромытыми мозгами, полицейские Микаля явно думали не о милосердии. Ходили слухи, что придворные были очень падки на развлечения определенного рода, а объекты забав сменялись быстро.

Хольт пока что не позволял себе верить в подобные сплетни, во многом потому, что старался не думать о них. Теперь он открыл карцер – он держал помещение запертым лишь для того, чтобы Джанда не блуждал по кораблю, как ребенок, во избежание несчастного случая, – и вошел.

Когда Люсинда впервые поднялась на борт корабля, в ее взгляде светилась бессильная ненависть к каждому эстильцу. Хольт старался обращаться с ней ласково, оказывал всяческую помощь, и теперь на ее лице, обращенном к нему, не было даже намека на неприязнь – лишь надежда, которую она должна была разделить хоть с кем-нибудь.

– По-моему, пару минут назад он произнес мое имя, – сообщила она.

– Да? – Хольт наклонился, чтобы лучше рассмотреть Джанду, но не увидел ни малейших перемен. В остекленевшем взгляде преступника по-прежнему не было ни единого проблеска мысли, из правого глаза то и дело сбегала слеза, не имевшая никакого отношения к эмоциям. Он все так же безвольно распускал губы, тело было неуклюже скорчено. – Быть может…

Хольт не договорил.

– Что?

В ее голосе прозвучал чуть ли не энтузиазм.

«Боги космоса, – подумал Хольт, – я не могу позволить себе влюбиться в эту девушку!» Капитан готов был пожалеть, что больше не видит ненависти в ее глазах.

– Быть может, – ласково проговорил он, – было бы лучше, если бы ваш брат не оправился. Вы же знаете, куда мы его везем.

Его слова рассеяли надежды Люсинды, пусть и призрачные. Она замолкла, глядя на брата таким взглядом, будто увидела его впервые.

На запястье Хольта запищал интерком.

– Капитан слушает, – откликнулся он.

– Сэр, обнаружен корабль, вызывающий нас. До пересечения с нашим курсом – пять часов. Маленький и нормальный.

Последние три слова, по обычаю, означали, что замеченный корабль не может быть гигантским берсеркером. Уцелевшие фламландские преступники не располагали кораблями для дальнего космоса: опасаться было нечего.

Вернувшись на мостик, Хольт стал наблюдать за маленьким пятнышком на экране радара. Форма незнакомая, но это неудивительно при таком количестве верфей, обращающихся вокруг множества планет. Так с какой же стати неведомому кораблю приближаться и вызывать его в дальнем космосе?

Чума?

– Нет, никакой чумы, – сквозь треск помех ответил радиоголос, когда Хольт задал незнакомцу этот вопрос. Видеосигнал с другого корабля был неустойчивым и не позволял толком разглядеть лицо говорившего. – Попал во время последнего скачка в пылевое облачко, и мои силовые поля дергаются. Вы не примете на борт пару пассажиров?

– Разумеется.

Для корабля, находящегося на грани тахионного скачка, столкновение с гравитационным полем солидного пылевого облака – случай редкий, но отнюдь не неслыханный. Вот почему связь оказалась такой неустойчивой. У Хольта по-прежнему не было оснований тревожиться.

Высланный чужаком катер пришвартовался к воздушному шлюзу курьера. Изобразив на лице гостеприимную улыбку, которая предназначалась для впавших в отчаяние пассажиров, Хольт открыл люк. В следующие секунды он и члены его экипажа, числом около полудюжины,