Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Карло! Карло!

Дверь спальни тут же приоткрылась, и на пороге, как черный призрак, возник камердинер. Высокий мускулистый мавр с лицом каменной статуи. Такой черный, будто искупался в сырой неф-ти: черная кожа, черные волосы, черный костюм, и только белки глаз зловеще поблескивают в темноте.

– Господин Президент?

Камердинер дернул за витой шнурок ночника – и тусклый свет наполнил спальню. Карло остался стоять у двери, склонив голову – то ли потому, что того требовала учтивость, то ли потому, что ему было неприятно смотреть на позорную картину.

– Распорядись, чтобы здесь прибрали. – Как бы Президент ни старался, но голос дрожал.

– Да, господин Президент.

Президент сел на краю постели и воротом сорочки вытер мокрый лоб. Кровать была поистине огромной. Президент Республики не такой уж и маленький человек, но на этой кровати он выглядел карликом. Когда он сел, ноги не достали до пола. Даже у короля, до того как взбунтовавшиеся солдаты сбросили его с балкона на площадь, не было такой кровати. На этом ложе могли бы уместиться десять человек, однако Президент ни с кем не делил постель. Только со своими кошмарами.

– Который час?

– Без четверти пять, – ответил камердинер.

Президент поморщился. Дрянное время – уже не ночь, еще не утро. Снова уснуть не получится, в этом Президент не сомневался, а заниматься делами еще рано. И даже не позавтракать – от одной мысли о еде к горлу вновь подступила тошнота.

– Помоги мне… – Карло тут же оказался рядом. Опираясь на его руку, Президент слез с кровати, стараясь не смотреть на желтое пятно на ночной рубашке.

– Приготовь мне ванну. Горячую, с солями, ну, ты знаешь как…

– Да, господин Президент. Что-нибудь еще?

Президент смерил его туманным взором. Что-нибудь еще? Единственное, чего он хотел, – это чтобы кто-нибудь раз и навсегда прогнал его кошмары. А Карло при всех его талантах на такое был неспособен.

– Меня все ненавидят, Карло, – сказал Президент. – Они все меня ненавидят.

Камердинер промолчал. Вежливость требовала, чтобы он во всем соглашался с хозяином. Чутье подсказывало, что именно в этом вопросе соглашаться не стоит.

– Ты слышал, что на Центральном вокзале сумасшедший швырнул банку с краской в мой портрет?

– Отвратительный поступок, – сказал камердинер голосом настолько ровным, что невозможно было понять, что он на самом деле думает по этому поводу. – Надеюсь, жандармерия скоро найдет хулигана.

– Хулигана? Этот хулиган выпустил бы мне кишки, если бы только мог добраться. Они меня ненавидят! Я для них козел отпущения, Карло. Во всех своих бедах они винят только меня. Что бы ни случилось – виноват Президент. А ты знаешь, что ненависть материальна, Карло?

– Я не разбираюсь в этом, господин Президент. – Придерживая хозяина под руку, камердинер провел его в ванную комнату. Президент шел покачиваясь, жабьей походкой, и совсем не смотрел под ноги. Если бы не помощь, наверняка бы упал.

– Они убивают меня, Карло. Их ненависть… Она пожирает меня изнутри, как червяк. Они сведут меня в могилу, Карло. Или доведут до сумасшедшего дома.

Камердинер повернул краны. Хлынула вода, и ванную комнату наполнил густой пар. Карло помог Президенту раздеться.

– Почему они не хотят понять, что все, что я делаю, – это для них, и только для них? Почему они не могут просто меня полюбить?

Горячая вода обожгла ноги. Президент зажмурился, пока тепло растекалось по телу, смывая ночные страхи.

– Просто полюбить… Разве это так сложно, Карло?

– Не могу знать, господин Президент.

Как большой гиппопотам с дряблым красным телом, Президент опустился в ванну. Горячая вода выплеснулась через край, заливая кафельный пол и блестящие черные ботинки Карло. Некоторое время Президент лежал с закрытыми глазами, пока его тело впитывало успокаивающие и расслабляющие соли. А затем он резко открыл глаза и уставился на Карло с таким диким выражением, что камердинер отшатнулся.

– Срочно! Сейчас же позвони Пьеру. Я должен немедленно его видеть!

– Да, господин Президент… Что-то случилось?

– Случилось! Я вспомнил свой сон.

Часть вторая

Южный ветер

Глава 18

Клара проснулась за полчаса до рассвета – по приютской привычке, от которой ей, похоже, не избавиться уже до конца своих дней. Она всегда так вставала, независимо от того, когда засыпала и как ей спалось. Ни разу внутренние часы не давали сбоя. На сей раз Клара проспала почти два часа – с того момента, как она проветрила комнату от запаха горелого целлулоида. И это был хороший сон: крепкий, глубокий, без сновидений. Впервые с тех пор, как она вышла за ворота приюта, ей удалось отдохнуть, не мучаясь кошмарами, которые она потом не могла даже вспомнить. Видимо, едкий дым обладал снотворным эффектом. Спасибо Шильке, без его помощи она бы не справилась. В том, что дурацкая «шутка» была делом рук управляющего, Клара не сомневалась. Глупо, мелочно, подло – кому еще такое придет в голову? И ведь он наверняка даже не подумал о том, что может устроить в отеле пожар.

Некоторое время Клара лежала, кутаясь в одеяло, и ждала, когда зазвонят колокола к утренней мессе. Но колокола молчали, а когда ей все же померещился далекий перезвон, его заглушил гудок завода, похожий на рев огромного зверя. Гудок окончательно прогнал остатки сна, и Клара села на кровати, потягиваясь и разминая затекшие мышцы. Добро пожаловать в новый день, Клара Сильва, первый день новой жизни.

Она легко соскользнула с кровати и остановилась посреди комнаты. Холодный пол морозил босые ступни – точно крошечные иголочки вонзались в кожу, и Клара привстала на цыпочки. Широко расставив руки, она покрутилась на носках, как балерина, исполняющая замысловатое па, а затем с места встала на руки. И только потом сообразила, что, прежде чем проделывать такие трюки, неплохо бы одеться. Или же, наоборот, снять ночную сорочку. Одеяние, которое было на два размера больше, сползло до подмышек. На голову словно набросили белый шелковый мешок.

Клара продолжала стоять на руках, покачиваясь и считая в уме. Раз, два, три… Несмотря ни на что, до тридцати она должна продержаться. Она слишком давно не делала упражнений. Хорошо еще, что ее никто не видит, вот так – с подолом на лице и голым задом. А то ведь помереть можно: от стыда или со смеху. Но раз ее никто не видит… Четырнадцать, пятнадцать…

В оконные щели задувал ветер, принося запахи бензина и гнилой воды. От