Уральский цугцванг - Дмитрий Нелин

для ее активации. Какой эффект происходит. Я же ученый. Да, я убил множество людей, но я не чувствую ни капли сожаления по этому поводу. Я просто делал свое дело. Я был единственным известным иссушителем в России на тот момент.

Комиссия, увидев мой талант, пришла в восторг и легкий ужас. Начали жестокие эксперименты. Было важно знать все — сколько времени уходит на иссушение. Какие изменения тела происходят и у палача и у жертвы. Как влияет температура, погода, магнитные поля. Самым главным открытием для нас стало то, что иссушение способно работать и на расстоянии!

Пусть всего несколько метров, но какой результат! Конечно, все понимали, что я сам стал оружием. Жертв для экспериментов никто не считал. Может быть, их были сотни. Женщины, старики, дети, животные. Важно было узнать все об этой способности. А главный вопрос продолжал висеть в воздухе. Можно ли как-то передать это умение другим людям? Только представьте себе отряд неуловимых чекистов, способных проходить через любые металлоискатели, иссушающих сквозь любые бронежилеты и скафандры!

И если результат моего навыка всем был уже более-менее понятен, то сама его природа нет. Тут на помощь пришел мой наставник Евгений Гоппиус. Он первым предположил, что на самом деле никакой ваджры уже нет. Это было оружие, способное сливаться со своим носителем. Евгений был сторонником вибрационной теории. Она уже тогда предполагала, что все предметы вокруг нас, не важно живые они или нет, сотканы из единой энергии, и очень чувствительны к разным колебаниям. Звуковые, магнитные — они могли быть любыми, но Евгений утверждал, что существуют совершенно иные, недоступные нам обычным способом восприятия. Их создателями являлись люди, но опять же не простые, а хорошо тренированные. Разные монахи, шаманы, колдуны. Они умеют создавать подобные вибрации и менять сознание человека. Возможно, что такое явление как телекинез — это не что иное, как воздействие вибрации на неживой предмет. Я начал принимать участие и в опытах самого Гоппиуса, но, увы, безрезультатно. Его будоражила мысль, что я смогу взглядом взрывать камни на расстоянии, или воспламенять бензин. Это бы открыло новые возможности для тайных агентов.

Однако, я всего этого не умел. Моя жестокая способность забирала свет из живых существ, и отдавала его мне.

Аппаратура отмечала сильные колебания вокруг моего тела, после подобной операции, а сам я чувствовал себя просто превосходно и мог обходиться какое-то время без еды. Я стал настоящим вампиром света, если так можно выразиться. Перешел на особый вид пищи. Так как иссушать мне приходилось много, порой по несколько раз в день, то я и вовсе перестал вести обычный образ жизни. Обычная еда стала мне не нужна. Сон снизился до пары часов в сутки. Я помолодел, стал сильнее, а еще во мне проснулась необыкновенная похоть. Я мог за один раз десяток женщин подряд завалить, и ничего!

Но эти результаты были не особо то нужны правительству. Я должен быть начать обучать новых иссушителей, и тут возникла самая большая трудность — я не знал и не понимал как. Если бы оказалось, что это уникальный навык, меня бы пустили в расчет. Я стал слишком опасен для своих коллег по науке, к тому же очень много знал.

Грузовики с обескровленными телами уже вызывали у некоторых персон неудобные вопросы. Ходили слухи о том, что масоны сидят в НКВД и проводят кровавые ритуалы.

Время шло, и невидимая петля на моей шее затягивалась все туже. Я предлагал отправить меня на боевое задание, дабы проверить мои возможности в боевых условиях, но постоянно получал отказ. Заграница была для меня закрыта. Если бы я попал в плен или сбежал — это была бы катастрофа. К тому же Блюмкин уже был схвачен и расстрелян, как предатель Родины. Метла начала мести и тех, кто стоял за его казнью.

Гоппиус был во мне разочарован. Он не видел пользы от меня в своих исследованиях, а переключаться на изучение вибраций живых существ, ему было неинтересно. И я бы погиб, но помощь пришла оттуда, откуда не ждали.

К нам в отдел доставили женщину с востока. Звали ее Мириам, и многие считали ее ясновидящей, хотя она была от рождения слепой. Ее мать была шаманкой и передала дар дочери. В те времена я уже верил во все, что угодно. Но больше всего в то, что современная наука не может объяснить все, и многое сокрыто от ее пытливого взгляда.

Мириам быстро нашла со мной общий язык, хотя и плохо говорила по-русски. Именно она познакомила меня с ясными снами, и благодаря им я смог увидеть истинную природу своей способности к иссушению. Она оказалась настолько простой, что я даже не поверил своим глазам.

Арсений сделал паузу. Он внимательно следил за моим лицом, но я сохранял безразличную маску, как и положено матерому магу. История ужасала и поражала одновременно. Кто бы знал, что все началось с советской экспедиции в Тибет, и не закончится уже никогда.

— Мириам пришла в мой сон и показала мне как выглядит ее тело, — продолжил Арсений, — светящийся эллипс, живой и способный менять свои размеры. Но мало было видеть только его. Нужно рассмотреть точки крепления.

— Чего к чему? — быстро спросил я.

— Сновиденного тела к физическому. Когда ты выходишь из тела, ты же не переносишься целиком в мир снов. Нет. Выходит твое сознание, и оно имеет привязки к телу.

— Серебряный шнур?

— Это самый яркий и явный. На самом деле нитей больше. Они связаны со всеми частями человека. Наше физическое тело лишь марионетка, а кукловод может убегать от него, растягивая невидимые нити до неизмеримых размеров. Так ясно?

— Хорошо, — кивнул я.

— Иссушение — это не что иное, как прямой обрыв этих самых нитей. Хотя нет. Скорее извлечение. Вот как пробку из ванны выдергивать за цепочку. Это энергетические ядра внутри светящегося кокона человека.

— Чакры, — догадался я.

— Почти в точку. Важные узлы марионетки. И сначала, я как совершенно неопытный неофит дергал за все разом! Уверен, что вы и ваш учитель так до сих пор и делаете. Не так ли?

Я был вынужден согласиться. Мало того, мое иссушение вообще было несколько иным. Я использовал симбионта для этой цели. Так что я был иссушителем серединка на половинку. А вот сидящий передо мной чекист — настоящий гуру своего кровавого дела.

— Заговорился я чего-то, — ухмыльнулся Арсений, — излишки посмертной жизни.