Деревенщина в Пекине 5 - Крис Форд

— Хорошо, что он от трактора быстро оторвался и оказался там, где есть сейчас, — с серьёзным видом отвечает вьетнамка. — В Пекине много перспектив и возможностей. По мне, он ими умело пользуется, поэтому мы оба прилично зарабатываем и можем позволить себе хорошую жизнь. — Она с нечитаемым выражением лица косится на моего родителя.

— Ничего-ничего, — угрожающе бормочет отец, которого До Тхи Чанг якобы не понимает. — Я не я буду, если не заберу семьдесят процентов от всех денег, которые ты нагло прячешь от главы семьи! Единственный сын, а такой неблагодарный вырос! Позорище!

— Какая у тебя интересная методика постановки целей, — нейтрально киваю под напрягшмися взглядами матери и сестры. — Также, очень оригинальный стиль калькулирования.

И в нос ведь не дашь, сразу по двум причинам. И фонтан не заткнёшь.

Возле нашего столика тут же оказывается Чжан Мин вместе со вторым официантом, оба синхронно расставляют на столе тарелки с горячими основными блюдами — готовят здесь быстро.

Первым идёт жареный рис с морепродуктами — большое блюдо на несколько персон, в котором золотистый рассыпчатый рис искусно перемешан со свежими розовыми креветками, кусочками белого кальмара и мидиями. Украшено свежей зеленью и ломтиками лимона.

Следом появляется тушёная свинина в кисло-сладком соусе — мясо нарезано кусочками, покрыто глянцевым красноватым соусом, рядом разложены кусочки ананаса и болгарского перца разных цветов.

Дальше Чжан Мин торжественно выкатывает сервировочную тележку, на которой располагается утка на деревянной доске:

— Утка по-пекински. Разделаю при вас по правилам.

Мама и сестра замирают, завороженно наблюдая за профессиональными действиями. Утка выглядит идеально — кожа глянцево-коричневая, аппетитно блестящая от медовой глазури, совершенно невероятный аромат.

Рядом на тележке — тонкие пшеничные блинчики и густой соус в небольшой фарфоровой пиале.

Чжан Мин берёт острый нож и отточенными движениями нарезает утку тончайшими ровными ломтиками — сначала хрустящую золотистую кожу, затем нежное сочное мясо.

Каждый кусок выкладывается на удлинённое белое блюдо, создавая эстетичную композицию.

— Как же она пахнет… — мать не отрывает восхищённого взгляда. — Даже не знаю, с чем сравнить аромат.

— Специальный рецепт, — объясняю семье, пока официант делает своё дело. — Её готовят в настоящей дровяной печи, глазируют цветочным мёдом и смесью специй. Кожа получается хрустящей, мясо остаётся нежным и сочным.

После нарезки наклоняюсь к официанту:

— Принеси, пожалуйста, бутылку хорошего вина на своё усмотрение.

Отец резко отрывается от тарелки, торопливо пережёвывая:

— Вино? — презрительно фыркает, небольшие кусочки пищи весело вылетают из его рта. — Какое ещё вино? Ты что, совсем обабился в этом проклятом городе? Нормальные мужики водку пьют!

— Мы в ресторане, — ровно отвечаю. — Здесь принято под хорошую еду заказывать вино. Это культура питания.

— Плевать я хотел на ваши столичные дурацкие принципы! — грубо обрывает он, уже откровенно повышая голос и привлекая внимание соседних столиков. — Эй, официант! — громко, по-хамски окликает уходящего за вином Чжан Мина. — Неси сюда бутылку байцзю! Самой крепкой, какая есть в вашем баре! И быстрее, не тормози!

Чжан Мин растерянно останавливается на полпути, бросая на меня вопросительный взгляд.

Мама виновато опускает глаза в тарелку.

— Папа, может не надо? — тихо просит сестра.

— Молчи, когда взрослые разговаривают! — грубо обрывает её отец. — Я сказал — неси водку!

— Всё в порядке. Не поддавайся на провокацию, — напоминает мне голос До Тхи Чанг.

— Чжан Мин, принеси вино, как я и просил изначально. И бутылку «Маотай», раз так настойчиво просят. — Где-то становится весело.

В принципе, я очень неплохо представляю варианты дальнейшего спектакля с папашей в главной роли. Хоть декорации не те, к которым привычна семья (Пекин — не Суншугоу), но актёр всё тот же, а сюжет в очень высокой степени предопределён.

Сеттингом и неизбежными декорациями. Плюс-минус.

— Вот то-то же! — довольно ухмыляется отец. — Хоть что-то путное в этой забегаловке для избалованных мажорчиков есть!

Мама пытается его урезонить, понижая голос:

— Лян Дао, успокойся, умоляю. Мы же договаривались вести себя прилично. Наш сын здесь работает, его все знают в лицо. Не нужно позорить его перед коллегами.

— Ты мне не указывай! — огрызается он в ответ. — Я что, не могу в ресторане выпить нормально? Сын на широкую ногу живёт, в таких местах каждый день бывает, а мне, отцу родному, выпить нельзя⁈ Я эту мочу, под названием «вино» пить не собираюсь! Сами ею хоть залейтесь, мне не надо!

Чжан Мин возвращается с бутылкой французского бордо и белой керамической бутылкой байцзю. Он открывает вино штопором, аккуратно вытирает горлышко белоснежной салфеткой и наливает немного в бокал для дегустации и утверждения.

Небольшой вдумчивый глоток, медленно прокручивая вино во рту — насыщенное, с глубоким многогранным вкусом чёрной смородины, спелой сливы и лёгкими благородными танинами. Послевкусие долгое, изысканное.

— Прекрасно. Разливай.

Чжан Мин наполняет винные бокалы мне, До Тхи Чанг и матери примерно на треть. Несовершеннолетней младшей сестре, как полагается по правилам, он приносит свежевыжатый яблочный фреш в высоком бокале.

Отец тем временем с энтузиазмом хватается за бутылку байцзю. Не дожидаясь, пока официант откроет её по правилам сервировки, он отточенным до совершенства движением профессионала срывает пробку, издавая резкий неприлично громкий хлопок, после чего жизнерадостно наполняет самую большую рюмку до краёв.

Резкий запах крепкого алкоголя мгновенно распространяется в стороны, перебивая аромат блюд и забивая букет вина.

На наш столик начинает обращать внимание всё большее количество окружающих.

— Вот это я понимаю! — вспыхивает неподдельным энтузиазмом родитель, поднимая переполненную рюмку и ухитряясь выразить непримиримый вызов бунтаря коротким лаконичным движением. — Не то что ваша кислятина для баб за бешеные деньги!

Не дожидаясь тоста, чьих-то слов, он одним движением опрокидывает содержимое рюмки в рот, счастливо морщится от крепости, шумно закусывает большим куском утки и тут же наливает себе ещё, снова до краёв.

На других не смотрит. Его внимание приковано к поверхности жидкости перед глазами. В глазах плещется восторг вперемешку с заслуженным умиротворением человека, хорошо сделавшего свою работу.

Мама виновато смотрит в свой бокал, явно чувствуя себя неловко из-за мужа. Желая как-то разрядить обстановку, она поднимается, поднимает руку и произносит тост:

— За вас, мои дорогие! Любви вам и счастья. Я очень рада, что мы наконец-то собрались все вместе за одним столом!

Тост все поддерживают. Молча выпиваем, стараясь не смотреть на увлечённого водкой отца.

Не изменяя отточенным привычкам, как только его рюмка опустела, он тут же аккуратно ухаживает за собой — наливает себе ещё, и ещё, не обращая ни на кого внимания.

Его глаза с нежностью глядят на литровый