Деревенщина в Пекине 5 - Крис Форд

— Вы здесь совсем охренели⁈ — вопит транспортируемый во весь голос, отчаянно пытаясь вырваться. — Да я вас сейчас всех…! Руки убрали! Я с вами разберусь!

Когда его наконец-то выводят из ресторана, Чэнь Айлинь устало прикрывает глаза и выдыхает. Такого гостя «Горизонт» ещё не видал.

Лян Вэй делает официанту общепринятый жест, прося поскорее рассчитать за всё.

— Извини, — обращается он дальше к администратору с искренним сожалением. — Не думал, что алкоголь настолько сильно развяжет ему и руки, и язык.

— Ну и заставил же ты меня понервничать сегодня, — выдыхает Айлинь. — Надеюсь, Линь Сыюй не оставит жалобу на нас у себя в блоге. Иначе я пропала.

— Линь Сыюй? — удивлённо переспрашивает Лян Вэй. — Бьюти-блогер?

— Она самая, — кивает Айлинь. — У неё сегодня день рождения, сидит за пятнадцатым столиком. Ради этого мероприятия она арендовала сразу пять столов для гостей. Мы только собирались ей торт выносить, как твой отец начал своё… выступление.

— Понял. Сейчас всё исправлю.

Лян Вэй быстро расплачивается картой за ужин, вазу и разбитую посуду и уверенно направляется в сторону сцены. Он просит у растерянной певицы микрофон и обращается к посетителям:

— Дорогие гости, я бы хотел извиниться за поведение своего отца. Если в зале есть наши постоянные клиенты, то вы знаете, что я работаю здесь официантом уже четвёртый месяц. За это время мне довелось обслужить целое множество уникальных и интересных людей, чем я неимоверно горжусь.

Часть гостей, узнавшая Лян Вэя, одобрительно захлопала.

— Возможно, кто-то из вас смотрит на меня прямо сейчас.

Напряжение постепенно спадает с встревоженного лица Чэнь Айлинь. Она пристально отслеживает настроение посетителей. То, что ещё минуту назад воспринималось как неприятный отход от нормы и раздражитель, мешающий спокойному отдыху, сейчас благодаря умелому ходу начинает превращаться в импровизированную часть развлекательного шоу.

— Как всякого любящего сына-китайца меня даже не волнует, на сколько именно денег мой родитель сейчас повеселился, — морщится Лян Вэй.

По залу катится смешок.

— Дай бог, чтобы это было всё его развлечение до завтрашнего утра. Кто я вообще такой, чтобы стоять на пути между ним и его личным счастьем?

Вспышка веселья сменяется волной искреннего смеха.

Пока гости увлечены шоу, расторопный персонал приступает к уборке последствий беспорядка, учинённого пьяным отцом коллеги. Осколки дорогой вазы оперативно убираются, протирается мраморный пол, убирается стол и заменяется испачканная скатерть со следами разлитого алкоголя.

— Я обычный студент, — речь продолжается. — Приехал в Пекин из Суншугоу, с далёкого холодного севера. Если бы вы только знали, что у нас там творится в глубинке, — кладёт ладонь на грудь, передавая целую гамму эмоций. — Заведений никаких нет, один продуктовый на всю деревню, электричество работает с постоянными перебоями, а большинство людей — обычные колхозники. Так что развлечения у нас там, как вы сами только что видели, весьма своеобразные. Увы.

За некоторыми столами смех трансформируется в аплодисменты.

— Я очень рад видеть всех сегодня, — продолжает Лян Вэй, его взгляд останавливается на одном из столиков. — Но особенно вас, уважаемая Линь Сыюй. Я знаю, что сегодня ваш день рождения, и хочу от лица всего персонала поздравить вас с этим прекрасным днём! — он слегка кланяется в её сторону.

Следом за поздравлением группа официантов выкатывает в зал огромный авторский торт, украшенный живыми цветами.

Оба зала взрывается аплодисментами и поздравлениями — сидящие за стеклянной перегородкой в другом секторе тоже всё слышит. Напряжённая атмосфера, созданная пьяным отцом, рассасывается.

Лян Вэй отдаёт микрофон певице и возвращается к своему столику, где его ждёт семья.

От учинённого беспорядка не остаётся и следа. Только виноватое лицо матери напоминает о произошедшем инциденте.

* * *

Выходим из дверей ресторана, чтобы тут же услышать продолжение громких возмущений отца, доносящихся из коридора:

— Чё встали столбами⁈ — орёт он охранникам. — Дайте пройти! У меня там сын работает!

Охрана, выпроводившая пьяницу в коридор, непробиваемой стеной встала в проходе, физически не давая ему даже приближаться к входным дверям заведения.

Поворачиваюсь к матери, которая выглядит измученной и растерянной:

— Я могу сейчас сделать так, что его отнесут прямо ко мне в квартиру, но я не смогу его привязать там к кровати. Что делать будем?

— На вашем месте я бы сдала его в полицию, — неожиданно предлагает До Тхи Чанг по-китайски. — У наших знакомых, например, папа один раз ночевал в полиции в вытрезвителе, причём это интеллигентная семья. Ничего страшного не произошло.

— Проклятые мажоры! Да чтоб вас всех! — продолжают доноситься пьяные крики отца. — Китай подняли обычные крестьяне, такие как я!

— Он не уймётся, пока не проспится, — устало констатирую неоспоримый факт, прекрасно зная его повадки. — Это может продолжаться часами.

— Сынок, давай без полиции и грубой силы. Я лучше сама его уведу в твою квартиру и постараюсь уложить спать, — умоляюще просит мать. В её глазах читается бесконечные усталость и стыд. — Я знаю, как с ним обращаться. Как-нибудь справлюсь.

Молча киваю. Кто я, чтобы спорить с её решением. Она прожила с этим человеком всю жизнь. Добавлять ещё больше негатива в нашу семейную встречу я не намерен.

— Всё, Лян Дао, мы уходим отсюда, — твёрдо говорит она, беря родителя под руку. — Пошли спать, сегодня ночуем в квартире сына. Хватит безобразничать.

— Квартира сына, точно… — повторяет он вдруг затихшим шёпотом, и лицо его становится подозрительно задумчивым. — Надо её хорошенько осмотреть, может деньги там прячет где-нибудь. Или документы на счета…

Он добровольно шагает в сторону лифта, больше не сопротивляясь. Охранники настороженно следят за ним, готовые в любой момент вмешаться.

Как только заходим в лифт, отец внезапно спохватывается:

— Где бутылка⁈

— Какая?

— С байцзю! — он паническим взглядом осматривает нас в поисках драгоценной бутылки. — Я никуда без неё не пойду! Пустите меня обратно! Я не допил!

— Да будет тебе твоя бутылка, чтоб ты ею подавился, свинья! — не выдерживает мама, впервые за весь вечер в её голосе звучит неприкрытая злость. — Всю жизнь мне испортил! Всю молодость мою отравил! Пьешь не просыхая, позорище! Да чтоб ты этой водкой удавился поскорее! Залился и не проснулся, тварь!

Глаза младшей сестры округляются от неподдельного удивления. Впервые в жизни она слышит от всегда терпеливой, молчаливой матери такие резкие слова в адрес супруга.

— У любого, даже самого крепкого терпения неизбежно есть предел. — Констатирует вьетнамка.

Нажимаю на кнопку этажа, массивные двери лифта беззвучно закрываются, отрезая нас от внешнего мира.

— Давайте просто запрём его в моей спальне на ночь? Потом будь что