Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

— Скоро всё закончится. После мы вернёмся за тобой, — наконец произнёс Миазм.

— Снова бросишь меня?! Тут в темноте?!

— Здесь ты в безопасности так же, как и остальные люди. Кагорта и ей подобные могут пойти на любые жертвы ради того, чтобы остановить нас.

— Жертвы? Как он?! — Лев указал на Аскольда. — Твой друг пытался убить безобидного привратника! Я видел того безумца в зелёной маске! Вы оба убийцы.

— Ты прав, Лев, — Вылко Инецгой не пытался обелиться. — Тем не менее и Кагорта не образец добродетели. Я нашёл уготованные тебе цепи. Она выкрала тебя из-за Пелены?

— Меня никто не крал, — злым шёпотом сказал Лев. Ядовитая буря поднималась внутри него. — Меня спас караван чуди. Им хорошо за это заплатили. И никому другому я не был нужен в том мире!

— Как же Софья? — мрачно спросил Вылко.

Ответ был готов сорвать с уст Льва. Он выжидал, словно заносил нож над обречённой жертвой. Пусть ему будет также больно.

Плечи Вылко осели, он опустил глаза. Истина сама нашла его, и Льву не хватило смелости добить своего отца.

— МЫ ДАВНО РАСПРОЩАЛИСЬ С ТОЙ ЖЕНЩИНОЙ, — донеслось из-под маски.

— Почему ты так говоришь?! — мальчик вскочил на ноги. — Она любила тебя всю жизнь!

— Прошу, выслушай, Лев, — Миазм удержал его. — Нет больше меня. Есть одно лишь непреложное «мы». От мужчины по имени Вылко осталась только оболочка. Когда он надел маску, то лишился семьи, имени и даже лица.

Если бы эхо боли не сковывало руку Льва, то он вцепился бы в маску отца. Сорвал и растоптал бы её.

— Мама не рисовала твоё лицо, — память мальчика возвратила его в петербуржскую комнатку, заставленную портретами. — Вера тоже не помнит его. И на кладбище у твоей скульптуры расколото лицо. Почему?

— Волшба лишь стёрла лик из памяти людей. Крушат памятники и выжигают из картин мои враги по воле царского проклятия, которым наделили род Инецгоев.

— Ради чего всё это?

Миазм ненадолго замешкался:

— У Вылко была великая благая цель. Он сильнее уверовал в неё, когда познакомился с твоей мамой. Когда гулял с ней по миру полых. Вылко был разбит после того, как его отец открыл тайну рода Инецгоев. Решившись на рискованную вылазку, поддавшись юношескому бунтарству, он застрял на чужой стороне Пелены. Мир полых высушивал его, всюду казались враги. И представь изумление, когда из промёрзлой толпы она вышла к Нам, — человек в маске резко оборвал голос. Он схватился за горло. — Нет! Софья вышла только к Вылко. Она предложила помощь, но даровала и надежду. Вылко в её глазах увидел край волшебный и добрый, какой не сыщешь в двух мирах. Лев, тогда МЫ полюбили… — его голос вновь надорвался. — Я! Только я полюбил её, Лев! И мы погубили её! Уже тогда человек, который звался Вылко, носил маску. Мы показали ей мир чаровников, но ей пришлось бежать.

— Почему ты не пришёл к нам, когда мы так в тебе нуждались? — потребовал Лев. Он намеревался узнать, во сколько оценил его отец.

— Прости, не время. Если мы понесём сегодня поражение, то с подобным знанием ты будешь в смертельной опасности.

Миазм протянул Льву мирно мерцающий янтарь, он не отводил взгляд от разноцветной тесьмы. Память вновь вела его в мир полых.

Вдруг чёрно-белая граница маски пошла рябью.

— Возьми, — нетерпеливо попросил Вылко. — Умоляю.

Когда янтарь оказался в руках мальчика, он посмел.

— Ты убил янтарём? Своего отца? Из-за этого наш род прокляли.

— Нет, Лев. Не верь в ложь, распускаемую врагами. Дабы надеть маску необходим был сложный ритуал, и только у янтаря хватало столько мощи. Вылко убил самого себя.

Миазм подставил иссохшую ладонь под свет янтаря. Глубоко в его коже сидела янтарная «заноза».

— Пальцы едва слушаются. Я даже подумывал отрезать себе руку. Зажать в тиски и отрубить, ведь она напоминает мне о Софье. Потеря руки — это крохотная часть того, что я заслужил, бросив её… вас.

Камень с ростком откликался на малейшее мановение бледной руки Вылко.

— Ныне это наша связь с тобой. По ней мы найдём тебя везде.

— Не уходи.

— Так нужно, сын. Настал переломный час в теневой войне. От сегодняшнего победителя будет зависеть судьба будущих поколений чаровников и судьба твоего родного мира. Не доверяй Кагорте. И Киноварному, тот играет в свою игру. Сдаётся мне, именно он пригласил в Трезубец кромешников.

Миазм отступил от Льва, ушёл из-под сияния янтаря. Он растворился во тьме, виднелась лишь белая часть маски.

— Оставайся здесь. Ему нужен присмотр, — Вылко указал на лежащего Аскольда.

Когда Лев отвел взгляд от вспышки, то увидел, что белый полумесяц маски исчез.

— Ты так похож на маму, — слова принесло лёгкое дуновение.

Лев горько усмехнулся:

— Мама не хотела, чтобы я походил на тебя.

— Да, так будет лучше. Помни, я сильно любил её. И, несомненно, полюбил бы тебя. Я видел твоих друзей, готовых рискнуть ради тебя. Видел, как ты храбро бился в поединке. Прошу тебя, не меняйся. Как же мне жаль пропущенных лет…

Ветер резко утих. Где-то в темноте, запертые в одном сосуде, боролись две сущности. Древний бесчувственный разум и разорванная на клочья личность Вылко Инецгоя. Связь янтаря и его осколка позволила мальчику заглянуть в чувства отца. Будто сквозняк колыхнул занавеску в окне комнаты, и Лев мельком увидел внутри картину своей мамы.