Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

— Наверное, лучше переодеться, пока арена пуста, — Лев указал на стёганку, дожидавшуюся на кресле.

— Угу, — кивнула Есения, не уловив намёка трубочиста.

Лев подождал неловкий миг и начал робко снимать китель. В стёганку лучше залезть в белье.

— Ой, — встрепенулась княжна краснея. — Тогда я, пожалуй, пойду поищу Зорю. Увидимся после игры.

Есения, перескакивая ступени, пустилась вниз навстречу прибывающим болельщикам. Её прыгающие золотые локоны оставались перед глазами трубочиста, даже когда он залез в стёганку. С тёплыми мыслями об их цвете он сидел наподобие трона в ожидании поединка, не обращая внимания на заполнявшуюся арену.

— Вижу, тебе доставляет удовольствие смотреть на всех свысока, — сказал Аскольд, и его голос выбил Льва из мечтаний. — Блаженствуй, пока тебе благоволит удача. Обычно так высоко слуги забираются лишь затем, чтобы поднести вино.

Аскольд бодро взошёл по ступеням, притянув за собой восхищённые взгляды барышень.

— Дело не в высоте, — ответил Лев и удивился собственному спокойствию. — И это всего-то неудобный стул. Прикраса и не более. Если на него сядет жалкий человек, то он им и останется.

Расстёгивая сюртук, Аскольд замер. Его точёное лицо прорезала усмешка.

— Если хорошенько отмыть трубочиста, не окажутся ли его волосы русыми? Твои слова так похожи на то, что любит твердить мой отец. Не удивлюсь, если ты окажешься его вымеском.

Лев и Аскольд не желали наделять друг друга лишним вниманием, но трубочист уже не мог отвести взгляд. Спокойный тон, с которым говорил всполох, словно крючок, зацепил его мысли.

— Тогда стало бы понятно, откуда у тебя та дорогая вещичка. Явно подарок твоей матушке… Сядь на место, не дури!

Лев не заметил, как вскочил на ноги. Аскольд, не глядя на него, обвёл руками арену:

— У нас ещё будет время пустить друг другу кровь. Как никак сегодня ты частичка высшего общества. Под его светом не принято попросту махать кулаками. Опозоришь себя и Кагорту как хозяйку торжества.

Он без стеснения скинул китель, оголив торс. Лев был рад, что переоделся до наплыва болельщиков. В стёганке его худоба хоть как-то сопоставима с крепко сложенным телом Аскольда.

— Не желал оскорблять твою матушку. В конце концов, побрякушка, которая досталась ей каким-то образом, принесла мне много неприятностей. Ты покалечил моего приятеля, пусть он и до того был дураком. Дворянину не должно спускать с рук обиду, которую наносит ему простолюдин. Даже тому, кто заслужил покровительство двух могучих старух.

Аскольд усмехнулся и послал приветствие куда-то в толпу. Она отозвалась нестройным ликованием.

— Если Баба Яра не высовывается со своей улочки, то Кагорта давно навела на себя недовольство властьдержателей, — продолжил всполох, когда подгонял стёганку. Он отвернулся от собственных болельщиков, чтобы они и по губам не прочли его дерзкие речи. — Их век прошёл. Ныне лишь богатство и власть преумножают богатство и власть. Таким выскочкам, как они нет пути наверх. Даже глядя на тебя, я в этом убеждаюсь. Не будь у тебя припрятана за пазухой тайна, как далеко бы прошли вьюны? К твоему сведению перед каждой игрой капитан может затребовать проверку блюстителей у другой команды. В жаролёд не допускаются сверхмощные игрушки.

Лев похолодел, и его точно притянуло к себе кресло.

— Правильный выбор, слуга. Сегодня я не намерен доносить на тебя наставникам. Уничтожу тебя на льду, несмотря на твоё жульничество. Тебе необходим последний урок, что преподаст Собор.

С ложи донёсся смех. К ней вышли сборище самых щедрых покупателей и званых гостей. Вёл их глава Бор, позади всех пристроился Феоктист Киноварный. Лев понимал, что от Поверенного ему не стоит ждать прилюдного подбадривания. И всё-таки присутствие доброго к нему человека возродило уверенность трубочиста.

— Вот где наши виновники торжества! — указал на капитанов глава зодчих. Бокал вина в его руках был не первым. — Аскольд, будьте добры, оденьтесь. Давкой из барышень мы разрушим хлипкую репутацию Собора.

— Как будет вам угодно, Глава, — сказал Аскольд. — Позвольте облачиться в остальной доспех. Чем скорее мы начнём поединок, тем быстрее закончится это утомительное представление.

— Да, сударь Миронов, — поддержал подвыпивший гость. — Хотелось бы поскорей выбраться из холодного погреба к знаменитым баням Трезубца.

Аскольд начал молча снаряжаться. Лев последовал его примеру, но сперва не заладилось — слова самовлюблённого богатея задели за живое. Как только гудевшая кровь в голове утихла, стал различаться гул арены. Лев не заметил, когда в подземелье спустился весь Собор и его гости. Множество глаз смотрели на него, оттого волнение зашкаливало в нём. Пальцы онемели.

— Не торопись, Лев! — донеслось до трубочиста. — Затяни хорошенько крепления.

Вий, Клим и Пимен стояли в проходе. Им было не место среди дорогих гостей и отпрысков знати, но ребята рискнули пробрались к верхней ложе, чтобы подбодрить своего капитана.

— Арена тебя подождёт, капитан! — сказал Сорока. — Пусть зеваки растянут удовольствие.

Их глупые, весёлые лица вызвали смешок у Льва. И в самом деле, пришедшие сюда люди всего лишь наблюдатели. Этот вечер принадлежит ему. Хотя бы наполовину.

Щит-перчатку Лев защёлкнул последней. Её даже не пришлось настраивать, что добавило жутких мыслишек:

«Как Вапула сумел подогнать её по размеру? Нужно всё же развесить колокольчики над вентиляцией».

Перчатка выглядела ношеной, однако не была расхлябанной, как прежняя, доставшаяся от Игната. Солидная тяжесть и замысловатое плетение корпуса были признаком добротности и дороговизны. Только вот из коричневых доспехов её потёртая желтизна выделялась.

— Итак, начнём наш поединок! — усиленный голос главы Бора, заставил притихнуть арену. — Капитаны готовы? Замечательно. Пусть начнётся же… О, барышня Бажена.

Вьюны расступились в проходе, давая дорогу Её миловидности. В руках она держала свёрток. Лев ненароком глянул на Аскольда. Всполох