Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

Хайо шлепнула его мокрым носком:

– И ты мне вот так запросто обо всем рассказываешь?

– Да. Никакой печати молчания. Я же сказал, она не хочет с нами враждовать. – Что ж, говорил он ровно то, что предрекала Ямада Ханако и что Хайо хотела услышать. Он поднялся, взял у Хайо белье, чтобы отнести его в сушилку, потянулся к дверце и обернулся к сестре: – Хайо…

– Что?

– Я ответил на ее вопросы, и она предложила разделить нас с Кириюки.

У Хайо сдавило горло.

– Не сомневаюсь. – Она было хотела промолчать, а потом вспомнила о Нацуами, окруженном стеной молчания. – Ямада мне то же самое предлагала.

Мансаку напрягся:

– В обмен на что?

– На помощь, когда та ей потребуется. Например, поговорить с духом Дзуна. Но я не думаю, что она этим ограничится. Наверняка вскоре последует еще одна просьба. Как считаешь?

– Скорее всего, – аккуратно согласился он. – Ей что-то нужно.

– Мансаку… – Где-то на задворках сознания Хайо замелькали картинки: Мансаку с маленькой спиной и тонкой шейкой, мамина холодная решимость, с которой она наносила печать Кириюки на его кожу. – Я не могу просить тебя отказать ей, раз на кону стоит твоя жизнь. Мне плевать, какую плату она у тебя за это попросила – кошмарную, опасную, сложную. Просто дай знать, если я буду тебе нужна.

В глазах Мансаку серповидным бликом сверкнуло лезвие косы.

– Она попросила меня согласиться на еще одно проклятие в ближайшем будущем. Я знаю какое, где, каким образом.

По коже Хайо пробежали мурашки.

– И ты сказал «да»?

– Сказал. Но все нормально! По какой-то причине мы, адотворцы, нужны ей. И что бы проклятие ни натворило, оно меня точно не убьет.

Хайо это не нравилось. Но вызов брошен не ей. Краем глаза она всмотрелась в пламя жизни Мансаку: золотой огонек его человеческой сущности на обыкновенном фитиле и свирепый голубой, жаркий и дикий огонь Кириюки, духа нагикамы, оба жадно пожирали одну свечу, обвиваясь вокруг нее своими фитилями.

Кириюки был паразитом, особо кусачей блохой, скачущей по сыновьям рода Хакай, которая с каждым новым хозяином становилась все безжалостнее, злее, опаснее.

– Демоница не назначала нам крайний срок. Не представляю, сколько времени у нас уйдет, чтобы доказать, что хитоденаши растет или не растет здесь, – сказала Хайо под звучащий из радио смех. – Но если на задание у нас уйдет вся жизнь, я хочу, чтобы эта жизнь у тебя была.

Мансаку приобнял ее за плечи, а потом вцепился в ухо – и тянул, пока сестра не завопила, что ей больно, и потребовала прекратить.

* * *

К их возвращению у шести кукол катасиро ничего не изменилось. Мансаку взялся их стеречь, а Хайо и Нацуами решили сходить в баню.

– Когда мы увидим, что поручение выполнено, отправимся в театр, – сказала Хайо, пока они ехали в лифте вниз. – Ты пойдешь с нами.

– Уверена?

– Дзун-сан просил тебя присмотреть за Коусиро вместо него, разве нет? – Хайо увидела, что Нацуами отрешенно теребит кончики волос. – Что не так?

– Пытаюсь понять, как возможно, чтобы Бог Столпов сперва убил Дзуна, утопил Токи в Межсонье, а после вышел чистеньким, без единой метки. – Нацуами обшаривал взглядом лифт, будто их подслушивали. – И возможно, причина в том, что работа детектора меток в Оногоро кем-то саботирована.

– Я об этом не подумала.

– Если не зарегистрировать концентрацию меток, то невозможно предсказать и падение бога, – торопливо продолжил Нацуами. – А если падет Бог Столпов… Они же не зря называются Столпами. Мы в них нуждаемся. Упадет один из них – весь Оногоро погрузится в хаос. – Он обернулся к Хайо с круглыми от страха глазами. – Что произойдет с Оногоро, если обрушить на Бога Столпов рукотворный ад?

– Ничего. Я создаю персональный ад, Нацуами, который чувствует только обреченный. Больше никто не страдает, – объяснила Хайо и ему, и заодно себе. – Если тебе так будет легче, я не прошу верить в то, что Дзуна убил именно Волноходец. Я говорю, что его обвинил Дзун, причем завуалированно. Так что это только гипотеза, которую я пока не опровергла.

– Точнее, не подтвердила?

– Нет. Не опровергла. Когда думаешь, что прав, проще признавать неправоту.

Лифт вздрогнул и остановился. Первой вышла Хайо, Нацуами последовал за ней.

Утконосый бог воды за стойкой в бане улыбнулся и сверкнул зелеными акульими зубами, когда Хайо протянула ему талон.

– Отдыхайте! – Волноходец отметил посещение в абонементе Хайо, потом взял талон Нацуами. – Здравствуй, красавчик, мойся сколько пожелаешь. Да, дорогуша?

Хайо подождала, пока Нацуами уйдет за норэн, потом спросила:

– Как дела у Сжигателя, господин?

Воздух мгновенно стал плотным и холодным, тени сгустились. Звучащая из радиоприемника музыка превратилась в монотонный урчащий гул.

– Он не реагирует ни на какие предпринятые меры, – прошептал Волноходец прямо в ухо Хайо. Утиный нос за стойкой даже не шевельнулся. – Забудь ненадолго о Тодомэгаве, дорогуша. Сосредоточься на поиске того, кто поручит тебе отомстить за смерть бедного, несчастного Дзуньитиро Макуни.

– Полагаю, господин сильно занят, – осторожно сказала Хайо. – Сперва невезение Китидзуру, потом скандал вокруг Авано Укибаси и ее похищения, а теперь эта история с яшиори и отравлением Сжигателя.

– Кроме прочего, еще Ритуал Великого летнего очищения в Шестом месяце, который сам себя не организует. Да, весьма занят, – вздохнул Волноходец с явной жалостью к самому себе.

– Ритуал Великого очищения, господин?

– Ах да, ты же недавно на Оногоро. В конце Шестого месяца все храмы объединяются и проводят общую для людей и богов церемонию очищения от меток, собранных за год. – Волноходец подпер рукой подбородок и уставился на Хайо. – Уверен, тебе понравится. Приходи в мой храм в Фугаку. Моя Авано позаботится, чтобы там сплели самый большой венок на острове. Твои метки, мои метки – все смоется.

– Рада это слышать, господин, – ответила Хайо, пытаясь разобрать, на что он намекает, но тщетно. – Спасибо, что сообщили мне.

– Я бог удачи, дорогуша. Для чего еще я нужен, как не для помощи людям, которые приютили нашего аномального друга? – Волноходец открыл свежий номер «Уикли Буньо» и откинулся на стуле, качая перепончатой ногой. – Ступай, адотворец. В бане ты встретишь друга. К счастью, там сегодня тише, чем обычно.

– Что будет с господином, если вдруг Коусиро, то есть Китидзуру, погибнет из-за своей невезучести? – осмелилась спросить Хайо.

– Все, чего я заслуживаю, – ответил Волноходец, не выглядывая из-за журнала. – А до тех пор буду всеми силами стараться увеличить его шансы выжить. Всеми возможными силами. Я не могу упустить его, я должен спасти его жизнь.

Хайо оставила его. Он был для нее загадкой, этот бог. Она прошла за норэн в баню для людей. Там была только одна посетительница, она сидела в главной купели с обернутым вокруг головы полотенцем.

Когда Хайо с грохотом споткнулась о таз из шингласса, купальщица вскинула голову и помахала ей. На руке виднелась размытая синяя татуировка с изображением бога ветров.

– Хайо-тян! Присоединяйся!

– Нагакумо-сан! – Хайо помахала в ответ и повела вспотевшими плечами.

В этой бане никого не смущали отметины и татуировки. Ею частично владели местные крупные «ссудодатели». Хайо это устраивало. Значит, никто не станет жаловаться на ее шрамы.

За три прошедших цикла зимы Хайо и Мансаку поняли, что можно замедлить рост хитоденаши и облегчить боль зараженных односельчан, если поить их своей кровью. Руки брата и сестры с тех пор покрылись кривыми рубцами – в тех местах, где в них впивались зубы жителей деревни. Шрамы были рваными, грубыми, розовыми.

Дети оставляли нежные полукружия, взрослые вгрызались основательнее. Снег и кровь въелись в кожу Хайо.

Она провела по ним пальцами и вспомнила, откуда прибыла: Цукитатеяма, префектура Коура, та часть Укоку, которую боги отдали оккупантам; а теперь она явилась на Оногоро с важной миссией – собственными глазами увидеть, есть ли здесь фруктовый сад хитоденаши.

– Не-а. Никаких больше «Нагакумо-сан». – Нагакумо погрозила Хайо пальцем, пока та забиралась в купель. – После той ночи зови меня