Помещик 3 - Михаил Шерр

После венчания — скромный семейный обед, и сразу же после него Силантий и Андрей Григорьевич уезжают.

Для Силантия наступает ответственейший этап: установка паровой машины. А потом сразу наладка, запуск, пробная эксплуатация. Голова от этого идет кругом. А ведь надо держать всё под контролем и самому вникать во всякие мелочи. Дело как никак совершенно новое и неведомое.

А у господина Иванова служба. На нём в буквальном смысле сейчас вся губерния держится.

Вполне реально, что наша Калужская губерния избежит голода. Проблемы есть и еще будут, но самое страшное позади. В этом Андрей Григорьевич уверен.

Мало того, вырисовывается вообще фантастический вариант: наша губерния, возможно, окажет помощь соседям. И совершенно невероятный расклад — почти на сто процентов будет весной, при приближении посевной: у господина Иванова есть фонд для оказания помощи тем, у кого не будет семян для ярового посева.

Это на самом деле события для России исторические, никогда еще в её истории не случавшиеся.

Первые попытки проводить какую-нибудь политику государственной помощи при неурожаях предпринимались еще при Петре Первом. Во времена Екатерины Второй начала проводиться настоящая государственная политика в этом деле: появились казенные амбары и контролировались цены. В XIX веке эта помощь нарастала, и система совершенствовалась.

Но впервые, пусть и в пределах одной губернии, удалось провести столь эффективные мероприятия, результат которых виден уже сейчас, в середине зимы. И впервые помощь оказывается и помещичьим крестьянам.

Система, которую начал создавать император после предыдущего голода 1834 года, по нерасторопности, а зачастую и прямой халатности чиновников, не сработала так, как этого ожидал Государь.

Почти нигде не оказалось тех объемов запасов, которые должны были быть. И когда с мест в столицу стала поступать информация об очередном бедствии, которое власть, как всегда, усугубила, император начал гневаться.

А тут вдруг из Калужской губернии пошли донесения, что у них все отлично и, более того, могут помочь соседям.

Николай Павлович был в ярости и приказал проверить. Если бы вскрылся обман, то господин Волков точно пошел бы в кандалах в Сибирь-матушку, а господин Иванов, скорее всего, последовал бы за ним.

Но совершенно неожиданно всё оказалось правдой, и уже известно, что царь наградит и возвысит и Иванова, и Волкова.

Андрей Григорьевич этим доволен сверх всякой меры. Он уже точно знает, что его ждет награда и повышение по службе. И не летом и даже не весной, а в ближайшие недели, а скорее всего даже дни.

Он займется борьбой с голодом уже высокопоставленным чиновником министерства внутренних дел. А в Калуге его сменит мой протеже, господин Волков.

Когда Андрей Григорьевич всё это мне рассказал, у меня не было слов от изумления, которое я испытал.

Еще в конце лета Иван Прокофьевич Волков был в чиновничьей иерархии буквально никем, внетабельным малоярославским клерком. А сейчас, через каких-то четыре месяца, он один из вершителей судеб в нашей губернии. Весной он получит свой первый орден и, возможно, даже станет вице-губернатором.

Совершенно невероятная карьера.

Но самое потрясающее из рассказанного господином Волковым было ожидаемое награждение купца Самохватова. Он тоже получит орден и будет возведен в потомственное дворянство.

А вот Анне Андреевне никакой награды не будет. В России есть орден Святой Екатерины, но им награждают только великих княгинь и дам высшего света.

Конечно надо честно признать, что если бы не моё влияние, Анна никогда бы не сделала бы столь масштабного благотворительного жеста. она конечно не кровопийца, которая думает только о своем кармане, но такого широкого жеста бы не было. А уж Самохватов гарантированно и не подумал бы.

Когда я, проводив Андрея Григорьевича с супругой, вернулся в столовую, Евдокия Семеновна окинула меня взглядом, и мне сразу же стало понятно, о чем сейчас пойдет речь.

— Полагаю, Александр, ты ждешь, когда же я начну рассказывать о долгах твоих братьев?

— С нетерпением, Евдокия Семеновна, — ерничать и ломать комедию мне не хотелось, и поэтому я ответил коротко и ясно.

— Сделать это оказалось очень просто. К моему большому изумлению, все долги ваших братьев оказались скупленными двумя людьми: совершенно неприметным петербургским чиновником 14-го класса и отставным гвардейским капитаном…

— Каневским Михаилом Дмитриевичем, — уверенно предположил я.

— Ты прав. НО он скупал долги только Василия. И сразу же отдал все бумаги моему человеку, даже не дав ему договорить, — Евдокия Семеновна возмущенно тряхнула плечами. — Ему было уплачено десять тысяч серебром.

Евдокия Семеновна протянула мне шкатулку, стоявшую рядом с ней на столе. Я раскрыл её и взял лежавшую сверху мятую и достаточно грязную бумагу.

«Я, Нестеров Василий Георгиевич…» — я начал читать, но дальше этого не смог.

Родители и братья мне, попаданцу, вроде бы чужие люди. Но я уже не знаю, где человек XXI века, а где — XIX. Я один в двух лицах. И чужим становится то, далекое, из XXI века.

Оно ужe не напоминает о себе каждый день, а вот Сашенька и всё, что с ним связано, — каждый день.

Эти проклятые долги, сделанные братьями, возможно, толкнули их принять решение ехать на Кавказ. И я уверен, что плен Василия — из-за них. И в конечном итоге и смерть родителей.

— Будем надеяться, что здесь всё, — Анна обняла меня и поцеловала. — Не терзай сердце, это уже в прошлом.

— Не скажи, Анечка, — покачала головой Евдокия Семеновна. — Теперь вся эта история мне кажется очень странной. Того, второго, на следующий день утопили в Неве. Полученных денег, расписок моего человека или каких-нибудь документов на передачу или уплату этих денег полиция не нашла. Твое возвращение из Парижа было полной неожиданностью для кого-то, да еще такое. Оно спутало какие-то карты.

У меня промелькнула совершенно неожиданная и дикая мысль, притом такая, что мне захотелось, чтобы это было неправдой.

— Вы хотите сказать, что я…

На этот раз Евдокия Семеновна не дала мне договорить.

— Да, мой дорогой зять. Ты не должен был вернуться из Парижа, — кивнула она и продолжила. — Возможно, это все мои старческие домыслы.

Анна слишком хорошо знала свою матушку и поняла, что тут что-то не то, по крайней мере речь идет о чем-то ей непонятном.

— Так, матушка, перестань темнить и говорить какими-то недомолвками. Твою дочь обмануть слишком сложно, ты же всегда об этом говорила.

Я не рассказывал Анне про своё финальное парижское приключение. Но сейчас,