Страж Ордена 2 - Никита Васильевич Семин

class="p1">— Подготовьте три предписания. Первое — полицмейстеру. Оцепить весь район Обводного канала от Московской заставы до Лиговки. Категория — «чумной карантин». Никого не впускать, никого не выпускать. Второе — командующему Гвардейским корпусом. Выделить два полка для оцепления. Третье… — он на мгновение замолчал, — третье — заводчикам. Графу Строганову, князю Нарышкину и герцогу Ольденбургскому. Немедленно остановить работу всех паровых машин и генераторов на их мануфактурах до особого распоряжения. Официальная причина — «неотложная казенная надобность».

Он посмотрел на нас.

— Уверен, господа, нас ждут вопросы, жалобы, угрозы дойти до Государя. Ваше дело — перенаправлять всех жалобщиков ко мне лично.

Затем он повернулся ко мне.

— Инженер! У вас теперь есть все полномочия. Вам будут предоставлены любые ресурсы. Можете конфисковать любые материалы, брать под начало любых людей, мобилизовать подводы. Я хочу, чтобы эта… дыра… была законопачена. Наглухо. Срок — два месяца!

— Будет исполнено, Ваше Императорское Высочество, — ответил я.

Через час район Обводного канала превратился в военный лагерь. Под пронзительные крики и ругань заводских мастеров гвардейцы перекрывали улицы. Рабочие, выгнанные из цехов, сбивались в угрюмые толпы, не понимая, что происходит. Аристократы, чьи кареты разворачивали у оцепления, изрыгали проклятия. Над городом поползли зловещие слухи — о чуме, о заговоре, о прибытии Антихриста.

А в центре всего этого хаоса, на промерзшем, вибрирующем от скрытой угрозы пустыре, уже разворачивалась наша стройка. Десятки подвод, скрипя полозьями, подвозили лес, инструмент, балаганы для временного размещения рабочих. И я взялся за дело с яростью человека, у которого нет времени.

Нулевой вопрос, потребовавший решения — это медь. Где ее взять посреди оцепеневшей от ужаса и слухов столицы? Десятки подвод с медью из Кунгура приехали бы лишь через несколько месяцев. А мне они были нужны вчера.

И первым делом мы занялись поисками меди. Конечно, наивно было бы надеяться на то, что удастся найти металл нужной номенклатуры. Нет, мы согласны были на любую медь, лишь бы она была в наличии.

Сто девяносто пудов нашли на монетном дворе. Еще тридцать — на заводике возле Охты, выпускавшем канделябры и разные изделия из бронзы. И все.

Пришлось идти на отчаянные меры. По моему прямому указанию и подкрепленные приказом Великого князя о «реквизиции материалов для неотложной казенной надобности», жандармские отряды начали тотальный обыск всех складов и пакгаузов в окрестностях. На Лиговском проспекте, в купеческих амбарах на Боровой, в портовых пакгаузах — везде, где могла храниться медь — ломали замки и вывозили все: медный лист, назначенный к вывозу за границу, проволоку, старые котлы, церковные колокола, снятые с какой-то закрытой часовни.

Затем пошли еще дальше. Обыскали корабли на Кронштадской таможне. Конфисковали тысячу сто пудов меди, уже погруженной на датскую шхуну и назначенные к вывозу. Но и этого оказалось мало.

Апофеозом стало мое предложение, от которого у военного начальства чуть не случился коллективный апоплексический удар: я потребовал переплавить несколько десятков старых и трофейных медных пушек, мертвым грузом лежавших в арсенале. После короткой, но яростной перепалки и прямого обращения к Великому князю разрешение было получено.

Итак, с нулевым вопросом было покончено. Оставался первый вопрос — мастеровые. Нужны были сотни, тысячи рабочих — медники, кузнецы, жестянщики, лудильщики. Граф Шувалов, услышав о потребном числе мастеровых, ужаснулся:

— Но где их взять⁈ — развел он руками. — Собрать по всему Петербургу? Это недели!

— Зачем? — усмехнулся я. — Они уже здесь.

И я указал на угрюмые толпы рабочих, сбившихся у оцепления. Тех самых людей, чьи заводы только что остановили по нашему приказу.

— Они остались без работы, без денег, злые на весь свет, — пояснил я свою мысль. — Мы дадим им работу. Высокооплачиваемую. И важную. Превратим этих потенциальных бунтовщиков в нашу ударную строительную бригаду.

Так и сделали. Конечно, квалифицированных слесарей или клепальщиков среди них оказалось немного. Но и тут нашли выход: со всего города мы стали собирать кровельщиков. Крыши богатых домов в это время часто крыли именно медью, так что люди оказались привычны к работе такого рода.

Через сутки пустырь у Обводного канала превратился в филиал ада. Днем и ночью здесь горели горны, раздуваемые мехами. Дымили котлы, грохот молотов не умолкал ни на минуту. В свете сотен факелов тысячи людей, разбитые на две смены, трудились без отдыха.

Пока на Обводном канале, в свете факелов и реве паровых лебедок, рос скелет гигантской медной башни, другая, невидимая война продолжалась в тишине. Старая прореха в подвале пакгауза, лишенная подпитки от заводского генератора, не исчезла. Ее рост замедлился, она будто впала в спячку, но продолжала дышать, источая миазмы Грани. Твари в ней плодились с упрямством плесени в сыром погребе. Оставить ее без присмотра означало получить новый гнойник, как только мы разберемся с главным.

Поэтому каждый день, когда утренняя суета на большой стройке немного утихала, я устраивал для своих «студентов» практические занятия. Это была идеальная лаборатория — контролируемая, относительно безопасная и полная живых мишеней.

Я вывозил их на Выборгскую сторону. Оцепление из людей Шувалова пропускало наш экипаж без вопросов. Мы спускались в знакомый, пахнущий плесенью и озоном подвал.

— Сегодня, господа, — говорил я, пока они опасливо оглядывались по сторонам, — у нас урок по санитарной обработке местности. Ваша задача — полная стерилизация помещения. Работаем в парах. Оболенский, Голицын — ваш сектор.

Для поручика-огневика это было любимым развлечением. Он, ухмыляясь, шел вперед и, находя гнезда «червей», выжигал их короткими, точечными плевками огня. Я его постоянно одергивал:

— Оболенский, аккуратнее! Ваша задача — уничтожить паразита, а не устроить пожар на складе! Точечно! Контроль!

Для Голицына же эти вылазки были пыткой. Его дар был тонок, почти хирургичен. Заставлять его, аристократа до мозга костей, возиться с этой «нечистью» было унизительно. Но он подчинялся, хотя с лица его не сходило ледяное, презрительное выражение.

— Князь, — командовал я. — В том углу, видите, рой «светлячков». Они безвредны. Но они — корм для тварей покрупнее. Уничтожить.

Он не отвечал. Просто вытягивал руку, и я видел, как по полу, невидимые, скользят нити его воли. Крысы. Он находил их в щелях, брал под контроль их примитивные нервные системы. И бросал, как живые снаряды, в рой светящихся искр. Крысы в панике метались, пожирая «светлячков», а затем, по безмолвному приказу князя, бросались в темные норы и там замирали навечно. Чистая, эффективная и абсолютно безжалостная работа.

Я наблюдал за ним, и во мне боролись два