Страж Ордена 2 - Никита Васильевич Семин

class="p1">— Я не знаю, — честно признался Николай. — Но позволь мне высказать предположение. Представь, что там, за этой Гранью, не просто дикий лес с чудищами, а некое подобие цивилизации. Что там есть свои разумные силы. И они, как и мы здесь, на Земле, не едины. Они враждуют.

Император слушал, и на его лице появилось выражение глубокой, почти мистической заинтересованности.

— И то, что мы наблюдаем, — продолжил Николай, — это не просто случайные прорывы. Это высадка их агентов влияния, их «эмиссаров». Проповедник Иоанн, с его «ангельским» светом, с его армией верующих — это, возможно, агент одной стороны. Он несет соблазн, ложную веру. А инженер Молниев… — Николай на мгновение замолчал, подбирая слова, — с его необъяснимыми техническими знаниями, с его разрушительной, но эффективной силой, с его лютой ненавистью к Иоанну… возможно, агент другой, противоборствующей с первой. И мы рискуем стать полем битвы для их чужой войны, которая будет вестись на нашей земле, и возможно — нашими же подданными.

Александр поднялся и подошел к окну. Он долго молчал, глядя на безмятежную зелень парка. Эта теория, безумная для любого прагматика, идеально ложилась на его собственный, склонный к мистицизму склад ума.

— Что любопытно, — добавил Николай ему в спину. — Молниев клеймит Иоанна, называя его марионеткой темных сил. А проповедник, судя по всем донесениям, ни разу не упомянул имени Молниева. Словно его и не существует. Словно один из них знает о войне, а другой — нет.

Император обернулся. Его лицо было бледным и серьезным.

— И что ты предлагаешь, брат?

— Я предлагаю свести их, — ответил Николай. — Призвать обоих пред твой светлый лик, Государь. Позволить тебе самому взглянуть на них. Увидеть их. И оценить их реакцию, когда они столкнутся лицом к лицу.

— Хорошо, — сказал Александр после долгой паузы. — Я хочу их видеть. Обоих. Вместе. Устрой это.

Он дал свое добро. Ловушка была готова. И в нее должны были попасть сразу две фигуры.

* * *

На следующий день я, заехав сначала на Обводной канал — проверить работу башни — впервые за долгое время прибыл на службу в Инженерный замок. Стояло лето, но его мрачные, краснокирпичные стены и гулкие коридоры, казалось, хранили холод всех петербургских зим. Но занятие так и не началось. Не успел я, поздоровавшись со «студентами», разложить на столе учебные артефакты, как дверь распахнулась, и в нашу аудиторию быстрым шагом вошел граф Шувалов. Он был странно возбужден. В его обычно холодных, отстраненных глазах горел лихорадочный огонь — смесь тревоги и возвышенного, почти священного трепета.

— Михаил, — сказал он без предисловий, беря меня под локоть и увлекая к выходу. — Сегодняшний урок отеняется. У нас аудиенция!

— У Великого князя? — спросил я, на ходу пытаясь сообразить, что могло случиться.

— Выше, — бросил он, и я почувствовал, как внутри все похолодело. — Гораздо выше. Государь Император, как вы, конечно же, знаете, вчера вернулся из Вены. Он выслушал доклад Великого Князя обо всем, что случилось за это время в столице, и теперь желает нас видеть. И, насколько я понял — вы будете представлены к награде.

Разговаривая, мы вышли на плац перед Замком, и вскоре карета, уже ожидавшая у ворот, несла нас по летнему, пыльному Петербургу

— Так, сударь, — распорядился Шувалов. — Сначала заедем к вам — следует привести себя в порядок. Затем — на Каменный остров.

Я надел свой лучший столичный костюм. Ульяна с благоговейным трепетом помогала мне, оправляя воротник белоснежной рубашки, и я видел в ее глазах отражение образа, который сам же и создал. Для нее я был героем, идущим за заслуженной наградой.

— Вы будете настоящим дворянином, барином, Михаил Иванович, — прошептала она, и в ее голосе звенела гордость.

— Постараюсь не подвести твои ожидания, Ульяна, — усмехнулся я.

Затем карета повлекла меня в сторону Каменного острова. Казалось бы, внутри меня все должно было ликовать. Но никакой радости я не чувствовал. Холодное, неприятное предчувствие проникало мне в душу: весь мой опыт, вся интуиция, отточенная в десятках смертельно опасных операций, кричали мне: тут что-то не так. Слишком просто. Слишком гладко. Императоры не жалуют дворянство безродным инженерам вот так, между делом, в летней резиденции.

— Что именно он хочет? — спросил я, пытаясь мысленно подготовиться к встрече.

— Всё! — ответил Шувалов. — Донесения о строительстве башен в Кунгуре достигли его еще в Европе. Он, разумеется, наслышан о тамошних «одаренных» и их схватках с невидимыми чудовищами. В Вене ему много чего понарассказали. А тут, вернувшись, Его Величество узнает, что главный «чудотворец» — у него под носом, в столице. Он хочет лично взглянуть, что происходит в России в этом плане. И Великий князь настоял, чтобы вы сами доложили о своих трудах!

— Ясно, — кивнул я. Значит, это смотрины. А заодно — экзамен…

Вскоре, проехав два гулких понтонных моста, мы оказались в Каменноостровском дворце — летней резиденции императора. Огромное, классических форм здание утопало в зелени — шумел листвой огромный парк, вековые липы, казалось, надежно укрывали резиденцию от суеты огромного города.

У входа нас встретил сам Николай Павлович. Он был в парадном мундире, строгий и собранный, как сжатая пружина.

— Ну что, инженер, — обратился он ко мне строгим и немного торжественным тоном, — час пробил — Государь ждет. Я донес до него суть ваших… деяний на Урале и здесь, в Петербурге. Он впечатлен. Но желает услышать все от вас. Похоже, у него много вопросов и… сомнений.

Он посмотрел на меня в упор.

— Имейте в виду, брат мой интересуется не только механикой, но и духом, что движет ею. Будьте убедительны. Не подведите меня. И не подведите Империю. Идемте!

И мы пошли по прохладным, залитым солнцем коридорам дворца — две фигуры, идущие на доклад, от которого, как я чувствовал, зависело гораздо больше, чем просто одобрение проекта.

У входа нас встретили флигель-адъютанты с роскошными аксельбантами. Чопорно поздоровавшись, они провели нас в кабинет Государя. Он разительно отличался от военного, аскетичного кабинета Николая. Светлая комната с высокими окнами, выходящими в парк, легкая мебель, на стенах — пасторальные пейзажи. Сам Император Александр Павлович сидел в глубоком кресле у окна, одетый в простой сюртук. Он казался усталым, почти отрешенным. Но я знал, что эта усталость обманчива.

— Здравствуй, брат, — сказал