Fallout: Большие грехи маленького города - Наиль Эдуардович Выборнов

- И закрыть то из окон, что оставили воры, да? – я широко улыбнулся, увидев в глазах осознавшего мои слова интенданта страх.

- Я… Я не понимаю, о чем вы, - запинаясь, ответил он.

- Воры влезли через окно, - я принялся рассказывать ему то, что он и так знал. – Закинули на перекладину пожарной лестницы крюк-кошку, поднялись на крышу, открыли окно и спустились вниз. Потом отправились на склад с препаратами, забрали оттуда морфин, о котором им рассказал ты. Потом открыли дверь ключом, который им дал ты, застрелили охранников и ушли, предварительно поковырявшись чем-то в замке, чтобы следователь решил, что имел место взлом.

Я сделал паузу, чтобы оценить реакцию снабженца. Тот мелко-мелко трясся, разве что зубами не стучал, и теребил в руках карандаш. Чтобы закрепить эффект, я спросил:

- Ну и кому ты продал этот груз?

Я ожидал, что он будет оправдываться, орать, чтобы я убирался со своими выдумками, но вместо этого интендант вдруг сломался и заплакал.

- Это не я, - сквозь всхлипывания проговорил он. – Это канцлер меня заставил. Я проигрался в казино Бишопа, потом взял в долг, и снова проиграл… А вечером пришел Брюс, явился прямо ко мне домой… Спросил, знаю ли я, что делают в Рино с должниками, а потом пообещал помочь… Сказал, что договорится с мистером Бишопом, если я помогу с кражей груза. И что еще денег накинут.

- И ты согласился, – посмотрел я на него.

- А что мне было делать?

Он вдруг открыл ящик стола, заставив меня дернуться и схватиться за пистолет, но вместо оружия, интендант вывалил на стол пачку денег.

- Забирай, - протянул он ее мне. – Забирай, только прошу, не нужно рассказывать никому, что это я помог грабителям… Меня ведь даже судить не станут, а в камере повесят. Знают, что я могу на суде про дела канцлера рассказать.

- А ты много знаешь? – спросил я, взяв в руки пачку. – Что у него за дела?

- Брюс работает с Семьями, со всеми, они в обмен помогают ему… Он уже почти полгорода скупил… Вместе с Бишопом они собираются протолкнуть в сенате закон о легализации наркотиков и проституции в НКР. А еще они пытаются Реддинг под себя подмять, а там шахта…

Реддинг? Туда отправился Каноль… Черт, я скорее пущу себя пулю в голову, чем поверю, что Каноль связался с этими ублюдками!

Но Брюс… Как же он меня развел… Наплел про патриотизм, про необходимые жертвы. Все правильно, поймал на доверии, рассказал мне то, во что я и так хотел верить: что, полицейские не просто работают на Семьи по его указке, а шпионят в пользу Республики.

Еще вчера, узнав об этом, я бы просто покончил с собой. Но сегодня я почувствовал приступ дикой злобы. Мне очень хотелось поговорить с ним, рассказать ему и о долге, и о всем остальном. А потом расстрелять ублюдка или еще лучше медленно и методично забить кулаками. Чтобы прочувствовал всю мою боль. Чтобы понял.

- Хорошо, - я поднялся с места. – Я никому не скажу.

- Правда? – интендант даже на секунду перестал плакать.

- Да, - кивнул я.

Он медленно встал с кресла, протягивая мне руки, то ли собираясь пожать мне руку, то ли заключить в объятиях. Глядя на взрослого мужчину в таком виде: зареванного, в соплях и слюнях, я почувствовал омерзение. Жалко было даже руки марать.

Но я себя преодолел.

Я врезал ему с правой и тут же с левой, размазывая нос в кровавую кашу и отправляя обратно в кресло. Подошел, взял пачку денег, повозил в растекающейся по морде интенданта крови.

- Знаешь, чем это пахнет? – спросил я. – Знаешь? Это кровь. Это кровь наших ребят, которые из-за тебя не получат положенных им препаратов. Сколько из них умрет после этого, из-за того, что ты – крыса, сдал этот гребаный груз мафии?

Он ничего не отвечал, только смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами и тихо поскуливал. Это вообще больше был не мужчина, а какое-то трусливое нечто, захватившее человеческое тело и подчинявшееся только низменным инстинктам и страху. Он даже не сопротивлялся, казалось, что его конечности вообще отказались подчиняться ему.

Схватив интенданта за воротник так, чтобы он передавил ему горло, я вытащил ублюдка ко входу в кабинет и резким толчком сбросил с лестницы. С криком он полетел вниз, перевернулся через голову и остался лежать внизу с неестественно вывернутой шеей.

***

Когда-то я испытывал сожаления по поводу убитого наркокурьера, сомнения по поводу того, стоило ли вообще так поступать. Сейчас же убил человека, поддавшись приступу ярости, буквально раздавил, как жука. И не почувствовал абсолютно ничего, будто превратился в робота и подчинялся написанной кем-то программе.

Интендант был вредителем, хуже любого дутня или гнуса. Он заслуживал такой смерти.

Вышел со склада, коротко пересказал патрульным суть нашего разговора с интендантом, соврав, что он набросился на меня, а когда понял, что силы неравны, попытался сбежать, но, запутавшись в собственных конечностях, сверзился с лестницы и сломал шею.

Потом отправился в администрацию. Пора было и там провести дезинсекцию.

Секретарша у Брюса была очень красивой женщиной, но красива именно той вульгарной красотой, что заставляет большинство мужчин подвывать на них, будто койтов на Луну. Блондинка с длинными ногами, огромной грудью, которая чуть ли не вываливалась из лифа платья, и объемистой задницей.

С первого взгляда мне стало ясно, что Брюс ее трахает.

Показав ей значок, я рявкнул что-то невразумительное, после чего ударом ноги открыл дверь кабинета, не обращая внимания на крики девушки.

Кабинет был под стать своему хозяину: весь в показном лоске. На стенах были тяжелые зеленые виниловые обои, на полу – идеально ровный паркет из черного дерева. Стол превосходил роскошью даже тот, что стоял у Бишопа, а кожаные кресла и диван были идеально отполированы.

Черт, да даже пресс-папье тут было из малахита, а рядом лежал футляр с ручкой довоенного производства. Я почему-то был уверен, что с золотым пером.

А вот самого канцлера на месте не наблюдалось.

Зато я мгновенно заметил кое-что другое: ключ в дверце сейфа. Заперев дверь на щеколду, я бросился к нему, открыл и замер,