Станция "Фронтир" - Никита Семин

Непонятным. Долгожданным. Вспышки редких трассирующих пуль (охранники отстреливались на ходу) выхватывали из тьмы жуткие кадры: алые фигуры, скользящие вдоль стен, как тени, отталкивающиеся от труб, исчезающие в чёрных провалах сервисных люков. Щёлк-хлоп! — звук герметизации. И тишина. Они просто... испарились.

Кто-то из "Клыка" нащупал упавший фонарик. Дрожащие руки, скользкие от пота. Кнопка. Щёлк. Хилый луч, подрагивающий, выхватил из мрака: пустой, изрешеченный коридор. Брошенный "Скорпион". Ящик с патронами в масляной луже. Ни души.

— Они сбежали! — хриплый вопль прорвался сквозь гул. — Бросили всё! К чёрту позиции!

Этого хватило. Искра. Сухая трава паники вспыхнула диким, ядовитым пламенем надежды. Крики, хриплые от нехватки воздуха, рванули эхом:

— Мы их сломали! Видели?! Сломали!

— Плацдарм наш! Шлюхины дети! Ищите скафандры! Свет! Всё, что есть!

— Оружие! Патроны! Тащи сюда! — Эйфория. Яд. Сильнейший наркотик. Оставшиеся бойцы "Клыка", забыв про ориентацию и удушье, с диким, звериным рёвом ринулись вперёд. Хватали брошенные "Скорпионы". Тащили ящики. Отпихивали друг друга локтями в невесомости. Занимали опустевшие коридоры. Натыкались на брошенные баррикады. "Дельта" наша! Скоро свет! Скоро воздух! Иллюзия была совершенна. Слепая. Смертельная.

Среди хлама — вспышка металла. Молодой боец "Клыка" (лицо в поту, глаза лихорадочно блестят) поднял имперский жетон. На нём — стёртый барельеф: Келлар. Подавленная колония. Сжал в кулаке.

Со слезами ярости: — За тебя, Келлар! Скоро! — Шёпот. Обещание. Месть.

В углу, где аварийка мигала реже, натыкались на трупы. Двое. Серые брони "Клыка". Один — лицо разбито. Другой — на груди брони, глубоко выцарапаны имена: "Лина. Марк. Томми." Детские. Молчаливый свидетель. Их личная война. За разорённый дом. Ветеран с золотым клыком (тот, что кричал "К стене!") замолчал. Швырнул пустой магазин в темноту. Сжал кулак. Боль. Не только физическая.

***

Лабиринт техногенного хлама. На самой кромке "плацдарма". Грубый сплав стен, изъеденный ржавыми подтёками, как незаживающая рана. Маслянистые разводы. Свежие отметины от пуль. Скудные аварийные огни, капризные, мигали раз в десять секунд. Каждый момент выхватывал: зазубренные очертания арматуры. Капли конденсата, падающие в бездну. Застывшее лицо бойца "Молота" с пустым взглядом. Воздух густой. Пыль. Едкий дым от замыканий где-то рядом. Пол — решётчатый. Вибрация. Глухие удары взрывов где-то внизу. Бум... Бум... Сердцебиение умирающего гиганта. Звук: Шипение пара. Треск искр из разодранного кабеля. Тяжёлые, мерные шаги "Молотов". Прерывистое дыхание Лекс в комлинк. Температура падала. Дыхание — пар.

Тара шла впереди. Непроглядный мрак. Её "Шторм-2" сканировал тепловизором. Мир в призрачных оранжево-синих силуэтах: трубы. Арматура. Осторожно двигающиеся фигуры своих. Лекс, прижав окровавленную руку к обожжённому плечу, хрипела: — ...едва... перехватила... фрагмент шифровки... Скорпио... сквозь помехи... — Голос прерывался от боли. — «Активировать... Протокол «Паутина»... выпустить... рои... в Секторах Гамма и Эпсилон»...

Тара резко остановилась. Броня "Бульдог" скрежетнула о выступающую трубу. "Горн" (второй) чуть не врезался. В мигающем свете красной лампы её лицо окаменело. Глаза — узкие щели.

— Рои? — Голос как лёд. — Какие рои? "Наковальня" (боец с гранатомётом) прошипел, нервно озираясь: — Паутина? Звучит... хреново. Что за твари?

Лекс, прислонившись к ледяной трубе, содрогалась: — Не... не знаю... данные... повреждены... — Сглотнула ком. — Сигнал... шёл в биолабораторный комплекс... «Кокон»...

Ледяная волна предчувствия ударила Таре по спине ещё до вопля "Кузнеца". Взгляд, отточенный сотнями боёв, скользнул по стенам слева — там! Едва заметная вибрация панели. Слабый, низкий гул. Которого не было секунду назад. Как... жужжание. Скрежет.

— «Карнак» — не просто тюрьма, — её голос резал тьму, хриплый, без тени сомнения. Она рванула к люку в стене, впилась монтировкой в замок. Металл заскрипел. — Полигон Черепной Стражи. Здесь отрабатывали убийства в невесомости... КРЯК! Люк открылся со скрежетом. Чёрная пасть вертикальной шахты. — ...и зачистку биоинженерией.

Взгляд — в чёрную пасть шахты, потом — на вибрирующую панель. Голос жёстче: — Арахниды? Гибриды. Чтоб гнать жертв в убийственные коридоры... или рвать в клочья в темноте. Идеальные твари для тьмы. — Тара метнула взгляд в чёрную пасть шахты, потом обратно на вибрирующую панель.

Голос стал жёстче, резал тьму: — Стража стала совершенным оружием. Не боится тьмы. Стала тьмой. Здесь всё — часть полигона. Даже мы. Даже сейчас. Просто... живая мишень для роя.

«Горн» выругался сквозь зубы, сжимая «Шторм-2» так, что костяшки побелели. «Наковальня» машинально перекрестился — жест отчаяния. Лекс побледнела: — Боги... зачем?.. — прошептала, глядя на вибрирующую стену с нарастающим ужасом.

Резервный узел «Ариадна» открылся перед ними как гробница. Маленькая коморка. Забита аналоговыми панелями с мигающими лампочками. Толстые ручные приводы на гермодвери. Два охранника в потрёпанной броне. Один боец Черепной Стражи (узнаваемый по хитиновым наплечникам, «Жалу» в руке, «Мандибуле» на поясе). Засели за сварными щитами. Их тени корчились в свете аварийных ламп.

— Контакт! Трое! Элита один! — «Кузнец» (сапёр) не колеблясь, швырнул дымовую шашку. Пш-ш-ш! Серый, едкий дым мгновенно заполнил тесное помещение. Парная ада.

Бой вспыхнул короткий, жестокий, как удар ножом в толпе. «Горн» высунулся первым. «Шторм-2» взревел — БАМ! — заряд тяжёлой дроби снёс голову ближайшему охраннику. Тело рухнуло на панели. «Наковальня» швырнул осколочную гранату за щит. БАБХ! Взрыв оглушил. Осыпал осколками. Второй охранник взвыл, упал, хватаясь за развороченный бок. «Стража» среагировал быстрее мысли. Багровый сгусток плазмы «Жала» прошил дым — ФШИЬ! — чиркнув по наплечнику «Горна». «Горн» вскрикнул, броня задымилась, рука онемела. Дробовик выпал, уплыл в тёмный угол.

Тара рванулась вперёд. «Шторм-2» взревел почти в упор к шлему Стражи — БАМ! — заряд превратил голову в кровавое месиво. Тело замертво повисло на щите. «Наковальня» добил раненого охранника короткой, хлёсткой очередью — Тра-та-та! Туша дёрнулось и затихло.

Тишина. Густая. Давящая. Шипение дыма. Треск повреждённой электроники. Тяжёлое дыхание. Запах гари, крови, озона стеной. Тара отшвырнула тело Стражи. «Кузнец», кашляя, подсоединял терминал Лекс к центральному интерфейсу — толстому, бронированному разъёму.

— «Ариадна» – наш! — Тара вытерла забрало, смахивая кровавые брызги. Голос хриплый, властный: — Лекс, подключайся! Ищи управление дверьми блока «Дельта»! Быстро! Пока не...

Лекс, дрожащая, бледная, прислонила терминал к разъёму. Пальцы, несмотря на боль, залетали по клавишам. Экран замигал строчками кода. — Вхожу... Система автономна... Нахожу шлюзы... И... — Она замерла. Глаза расширились. — Здесь что-то ещё... Спящий сигнал... Маркер... «Паутина»... О нет...

Мерцающие экраны узла вспыхнули багровым. Кровавым светом. Холодный сквозняк пробежал по позвоночнику Тары, будто невидимый палец провёл по разбитому забралу.

Изображение проступило, как призрак: узкое, квадратное лицо. Вздёрнутый нос. Бесконечно печальные, мутные глаза.

Скорпио.

Его голос,