Станция "Фронтир" - Никита Семин

Как будто станция вздохнула, готовясь к трапезе.

Тара рванула Лекс за воротник брони, оттаскивая глубже в угол, за груду исковерканных щитов. Не укрытие. Ловушка. Но другого не было. «Резец» жужжал в её руке, бросая синеватые блики на залитую кровью стену. Глаза сканировали дым, цепляясь за каждое движение тени, за каждый звук. Шаг снаружи? Или капля конденсата? Воздух висел тяжёлым, наэлектризованным полотном. Запах ржавого гвоздя и горького миндаля сгустился, смешавшись с новым – сладковато-гнилостным, как разлагающаяся плоть в тёплой луже. Он полз из чёрного провала вентиляции, обволакивающий, удушающий.

— Проснись... — прошипела она Лекс, тряся её за плечо, не сводя глаз с чёрного провала вентиляционной решётки в трёх метрах. Скрежет усиливался. Сухой, костяной щелчок хитиновых клешнёй по металлическому краю. Прямо над ними, — Проснись, чёрт возьми! Они идут!

Лекс закашлялась, выплюнув сгусток крови. Глаз закатился. Сознание уплывало. Тара стиснула зубы. Одна. В развороченной могиле. С едва живым товарищем. И с тьмой, которая шевелилась в вентиляции, наполняя воздух щёлканьем хитина, булькающими звуками из пасти и запахом ржавого железа и смерти. Лабиринт только начинался. И первый его поворот вёл прямиком в пасть.

Красная аварийка мигнула. На микросекунду выхватила длинную, суставчатую тень, уже наполовину вылезшую из решётки. Хитиновый панцирь – цвета запёкшейся крови под чёрным лаком. Каплю густой, янтарной слюны, тянущуюся с серповидной челюсти. Она упала на решётку пола с тихим пшиком. Металл задымился, прожжённый. Пустые, слепые впадины там, где должны быть глаза. Чёрные дыры, смотрящие прямо на Тару.

Лекс внезапно вздрогнула всем телом. Её единственный открытый глаз закатился, зрачок, суженный в точку, устремляясь куда-то в пустоту над Тарой. Губы, синеватые и пересохшие, зашевелились, выдавив хриплый, обрывистый шёпот: — ...паук... с... лицом... твоего... брата... Судорожный вздох. И обмякла. Сознание поглотила чёрная бездна шока, боли или галлюцинаций от яда.

Тара впилась взглядом в чёрный провал решётки, откуда лился жуткий скрежет, сладковато-гнилостный смрад и физическая волна ненависти. Боль в боку пылала, каждый вдох резал как нож. «Резец» в её руке вибрировал на последних парах, жужжание прерывистое, хриплое. Индикатор заряда мигал агонией – последний красный сектор. Секунды.

Она отшвырнула треснувшее забрало. Холодный, ядовитый воздух ударил в лицо. Не страх. Ярость. Чистая. Белая. Выжигающая дотла ледяную пустоту Скорпио.

— СЛЫШИШЬ, ПАЛАЧ?! — её голос рванул тишину, хриплый, сорванный, но громоподобный в тесной могиле узла. — ТВОЙ ЛАБИРИНТ? ТВОЯ ТЬМА? — Она плюнула в сторону решётки, слюна смешалась с кровью. — ГНИЛОЙ КОСТЯК СТАНЦИИ! ТРУХЛЯВЫЕ ИГРУШКИ СЛЕПОГО ТИРАНА! — «Резец» взвыл в её руке, синеватый отсвет залил окровавленную стену, осветив вылезающую из тьмы первую многоногую тень. — ПРИДИ И ВОЗЬМИ, УБЛЮДОК! ПОСМОТРИМ, ЧТО ОСТАНЕТСЯ ОТ ТВОЕГО «СОВЕРШЕНСТВА»... КОГДА ГАСНЕТ ПОСЛЕДНИЙ СВЕТ!

Арахнид замер на краю решетки, его слепая голова резко повернулась в сторону голоса. Щёлканье челюстей участилось, сливаясь в пронзительный, яростный визг. Слюна хлынула потоком, шипя на раскалённом металле. Он не прыгнул. Он не прыгнул. Он сорвался со стены вниз, как чёрная молния, все восемь когтистых лап впились в пол с влажным шлепком, распластав приземистое тело. Цель. Слепая голова повернулась к Таре. Серповидные челюсти щёлкнули, извергая струю вязкой, дымящейся слизи. Пффф-ШШШ! Парализующий сгусток понёсся к её ногам.

Тара рванулась вбок. Боль в ребре вскрикнула. Слизь чиркнула по сапогу. Шипение! Броня задымилась. Едкий запах ржавчины и миндаля ударил в ноздри. Она не остановилась. Шаг вперёд! Навстречу! «Резец» взвыл в её руке, последние синие искры рванули по лезвию. Индикатор заряда погас. Только жужжание. Глухое. Предсмертное.

Арахнид рванулся. Не прыжок. Рывок. Как спрут. Восемь лап оттолкнулись синхронно. Хитиновый панцирь — цвета запёкшейся крови — блеснул в отблеске клинка. Челюсти — раскрылись. Серпы смерти.

Тара встретила удар. Не уклон. В лоб. «Резец» взметнулся вверх-вниз. Вжжж-ЧУК! Сочный хруст! Лезвие вонзилось в основание головы. Сиреневый сок брызнул фонтаном. Обжигающе холодный. Вонь гнили и химии задушила. Арахнид взвыл — пронзительно, нечеловечески. Клешни — ЦАРП! — впились в её броню у бедра. Пробили! Когти — вошли в плоть. Адская боль! Жгло. Яд.

Она не отпустила клинок. Навалилась всем весом. Вдавила! Хрустнуло снова. Мокрый лоб. Голова отклонилась. Но не оторвалась. Тварь дёрнулась. Сорвала Тару с ног. Они рухнули. Клубок брони, хитина, ярости и боли. Пол — скользкий от крови и слизи. Тара — внизу. Грудь сдавили чудовищные лапы. Дышать! Челюсти — над лицом. Капли едкой слюны падали на треснутое забрало. Шипели. Плавили полимер. Сквозь дымящуюся трещину — пустые чёрные впадины. Смерть.

Из решётки — шлёпок. Ещё один. Тени. Скрежет. Бульканье. Они вылезали. Окружали. Ритмичное постукивание когтей учащалось. Счётчик смерти. Запах сладковатой гнили сгущался. Станция дышала им в лицо. Тара вслепую тыкала виброклинком в хитин. Жужжание слабело. Глохло. Лезвие застревало. Вырывалось. Сиреневые брызги. Но тварь держала. Не отпускала. Клешни глубже впивались в бедро. Яд расползался огнём. Нога немела.

Красная лампа мигнула в последний раз и погасла навсегда. Абсолютная, глотающая тьма. Только синеватое мерцание виброклинка, дрожащее в её руке. Два красных огонька – индикаторы разряда на рукояти «Резца» – последние звёзды в их личной вселенной смерти. Булькающий скрежет челюстей над лицом. Слюна капала на разбитое забрало. Шипела.

Тара вдохнула последний глоток ядовитого воздуха, впитавшего запахи крови, гари, ржавчины и сладкой гнили. Боль под рёбрами слилась с яростным жужжанием клинка в её руке, вибрирующим в такт бешено колотящемуся сердцу. Она видела не тварь. Она видела Скорпио. Его холодные, печальные глаза. Его полигон. Его волю.

— ПРИДИ! — её шёпот в кромешной тьме был громче крика, последним выстрелом перед капитуляцией тишины.

И бросилась ВПЕРЁД, навстречу щёлкающим челюстям и слепой ярости, поднимая «Резец» для последнего, отчаянного удара, в котором горела вся её ненависть к тьме и отказ умирать на коленях. Клинок встретил хитин. Искры. Тьма сомкнулась.

Глава 13. "Реквием по Мостику".

Воздух выл. Низко, животно. Двигатели – стальные звери на привязи – рвали вакуум синими когтями плазмы за бронестеклом. В их мертвенном свете станция «Карнак» корчилась, как скорпион-уродец, впившийся в астероид. На главном экране – холодная карта ада: лабиринт коридоров, утыканный огоньками. Алые – бойцы дравари. Синие – наёмники. Серые – где тишина навсегда. Мертвецы.

Аманда Харон развалилась в кресле. Сапоги – на пульте. Глаза – узкие щели. Следила. Центральный дисплей показывал