Станция "Фронтир" - Никита Семин

- размышлял боец, прижавшись к развороченной консоли,откуда слышен рвущийся кашель – подстреленный зверь. Уязвим. На губах мужчины расползлась торжествующая гримаса. Шаг ускорился. Три метра. Палец на спуске... Казалось, конец.

Щелк-ФШИИЬ!

Негром, нет. Тихий, мерзкий звук как игла входит в кожу. Багровый луч – хирургически точен – плюхнулся ему прямо меж бровей, туда, где шрам сходился. На лице – застывшее «а?». Глаза остекленели, пустые. Потом... хлюп. Противный звук, будто мясо на раскалённой сковороде. И запах... Палёные волосы, горелая плоть – смешалось с гарью. Тело – бах! – шлёпнулось на чёрный пол, как тряпичная кукла. Шлем с аккуратной дырочкой глухо стукнул. Всего миг. И всё.

Из-за обломков – как демон из преисподней – вынырнул Скорпио. Лицо в саже и царапинах, перекошенное чистой, нефильтрованной злобой. Глаза... ледяное безумие в них полыхало. Мужчина не думал. Действовал. Шагнул к телу, впился пальцами в разгрузку – легко, будто пустую сумку поднял – и рванул на себя! Труп обрушился на него, мёртвый груз. Но Скорпио? Он лишь вжал голову в плечи, присел, превратив падающее тело в жуткий, тёплый ещё щит. Закрыл им грудь, голову – всё уязвимое. Цинично. Эффективно.

-"Как в Дельте", - мелькнуло у Тары, в том проклятом складе с трупами на щитах.

Бейли все видела. Вспышку. Падение своего парня. И этот... кощунственный щит. В её единственном зрячем глазу (левый заплыл синяком, как перезрелая слива) вспыхнула не ярость – целая вселенная гнева!

Женщина вскинула «Жало», целясь в любую щель: торчащую ногу, руку – хоть палец! ФШИИЬ! ФШИИЬ! Багровые сгустки впивались в броню мертвеца, прожигали ткань, вырывая клочья. Труп дёргался, как марионетка на нитках. Но Скорпио держал крепко, пятился к зияющей дыре в шлюзе – чёрному зеву коридора. Уходил.

— Тара! – Его голос, осипший, но с этой... ледяной усмешкой, прорвался сквозь грохот и вой сирен, – Не изменила себе, а? Всё также лупишь по щиту, пока ядро цело! Прям как в Дельте! На том проклятом складе! Помнишь лицо капитана Рейна, когда твой огонь отрезал ему путь к эвакуационному шаттлу? Он также на тебя смотрел. Перед тем как сгореть.

Лицо Рейна всплыло перед глазами Тары – не ужас, а презрение. И запах... Да, запах горелого нейлона от его комбеза. Тот же, что сейчас висел в воздухе. Она? Ни звука. Каменное лицо. Прицел сдвинула, искала хоть миллиметр живой плоти. А Плут-1 с ирокезом рядом поливала огнём лезущих стражей, кричала, сдавленно, яростно: – Ноги! Бей по ногам, блядь! Подрежь!

А Скорпио? Его свободная рука скользнула по поясу мёртвого Плута. Пальцы нащупали знакомый рифлёный цилиндрик. Осколочная. Ударник. Печальная... нет, скорее усталая усмешка скривила рот. Что-то древнее, хищное мелькнуло в безумных глазах – Таре это было знакомо. Очень. По Дельте.

— Лови подарочек! – прохрипел он. И швырнул гранату. Но не прямо. По дуге. Вверх. К потолку, который уже сыпался, как карточный домик, прямо над Тарой и Плут-1.

Тара увидела. Узнала траекторию. Сердце – бам! – провалилось куда-то в сапоги, потом выскочило обратно и заколотилось где-то в горле, ледяным комом. Времени? Ноль целых, хрен десятых. Только спинной мозг кричал: — СМЕРТЬ!

— Вниз! – Её собственный голос прозвучал чужим, рвущим глотку воплем. Плут-1 рядом уже орала что-то похожее, сливаясь в один животный рёв.

Думать? Некогда. Она швырнула «Жало» в сторону Скорпио – тяжеленная дура полетела, как кирпич, лишь бы отвлечь на миг – и бульдозером навалилась на Плута-1. Не толкнула – сбила с ног, всей своей бронированной тушей, прикрывая собой. Грудь в грудь. Лицом – шлёп! – в холодный, липкий от крови и блевотины пол. Вкус меди и грязи на губах.

Граната? Она жутко медленно, как во сне, стукнулась о балку – лязг! – рикошетила, как пьяный шмель, и плюхнулась аккурат в самую гущу искрящего хлама – туда, где раньше была консоль. В эпицентр разрухи.

Тишина. На микросекунду. Тишина перед...

БА-БАХ!

Не глухой удар шашки. Нет. Это был вопль. Оглушительный, яростный, как будто сама станция взвыла от последней боли. Свет – ослепительно-белый, выжигающий сетчатку насквозь! – превратил клубы дыма в жуткие, танцующие силуэты. Ударная волна – настоящая стена – прокатилась по мостику, сметая всё, что не прикручено. Экранчики – бабах-бабах-бабах! – взрывались фейерверками искр. Панели – скрип! – выгибались, как фольга. А потолок... о, этот проклятый потолок! С рёвом, как разъярённый зверь, обрушился именно туда, где они только что стояли. Тонны исковерканного металла и пластика – бум! – намертво запечатали вход в коридор. Пыль столбом.

Воздух стал ядом. Гул. Не звук, а физическое давление. Вдавливающее в пол, в череп. У Плутов поплыли пятна перед глазами – зелёные, пульсирующие, как ядовитые медузы. Галлюцинации? Сбой вестибулярки? Неважно. Это сводило с ума.

Стальной дождь. Не метафора. Осколки, болты, гайки – всё свистело, впивалось в стены, в трупы, в живых. Как град из ада.

Дым. Новый, едкий, сладковато-металлический, как кровь на языке после удара. Горела изоляция, плавился пластик – пахло, как на свалке электроники после пожара. Смертью и распадом.

Визг. Теперь это был не сигнал тревоги. Это был предсмертный хрип мостика. Его агония. Тишину рвали не только крики. Рвали внезапные, оглушительные звоны в ушах – будто кто-то бил в наковальню внутри черепа. Удары совпадали с мерцанием аварийки.

Тара... оглохла. Мир звенел, как гигантский комар в ухе. Её придавило каким-то хламом, присыпало горячей пылью и пеплом. Спина горела – осколок? Ожог? Пофиг. Она дёрнулась, сбросила с себя тлеющий мусор. Протёрла единственный зрячий глаз – слезился от гари. Плут-1 (ирокез) рядом откашливалась, лицо в крови и саже, но жива – их спасла вмятина в полу и Тарина, броня. Плут-2 стоял на ногах, пригнувшись у груды обломков, его «Мандибула» нервно сканировала дымящиеся руины. Стражей у дверей? Конец. Кровавое месиво и дымящиеся куски чего-то, что раньше было людьми.

Скорпио? Испарился. Там, где он был, зияла теперь дыра в исковерканном шлюзе – чёрный провал в неизвестность. Только следы крови на острых краях металла да отсутствие трупа командира Плутов кричали о побеге.

— Сука! – Плут-1 выплюнула сгусток крови, вскидывая свой ПП. Голос рвущийся, полный немой ярости, – Догнать! К чёрту! В клочья!

Тара схватила её за плечо – железной хваткой. Её собственный голос пробился сквозь звон, низкий, как скрежет камней, не терпящий возражений: — Заткнись! Он там ждёт! В темноте! Как паук в норке! – Она махнула рукой в сторону