Станция "Фронтир" - Никита Семин

И оттуда, в клубах пара и дыма, вывалились фигуры. Броня "Барс". Не такая дубовая, как "Бульдог", но все равно – смотришь и понимаешь: связываться не стоит. Забрала визоров, светились полупрозрачно, строчки тактички бегали. Импульсные штурмовые винтовки "Громилы" (эти которые дробят) и "Иглы" (плазменные паяльники) – наготове. Стволы метались, сканируя сектор. У некоторых бойцов поплыли пятна перед глазами – зелёные, пульсирующие, как ядовитые медузы. Галлюцинации? Сбой вестибулярки? Неважно. Это сводило с ума.

Первым шагнул он. Рорк. Сержант. Махина. Его броня – вся в царапинах, глубоких, как шрамы. Левый наплечник содран, торчит имплантированная шина – видимо, что-то чинил на коленке. Шлем не снял. Просто махнул рукой: два пальца вперёд – потом кулак. Полгруппы – к оплавленным краям дыры, как к бойницам. Другие, таща здоровенный плазморез "Крот", поползли к внутренней стене блока "Сигма". Той самой, где должен быть шлюз.

– Точка "Альфа". Дыра залатана. Воздух – есть, но воняет химией. Дышите осторожно, – голос Рорка в комлинк – пробитый, будто наждаком по горлу. – "Крот", давай! Цель – внутренний контур "Сигмы". Быстро! Пока они не опомнились!

"Крот" заурчал, ожил. Два солдата припёрли его к стене, где едва виднелся контур шлюза. Третий навёл. ВЖЖЖЖЖЖ-И-И-И-И-ИЗГ! Белая, слепящая игла плазмы впилась в броню. Металл не плавился – взрывался фейерверком искр и брызг. Запах стоял – озон, горелое мясо и расплавленная пластмасса. Искры сыпались дождём. Стена орала сопротивлением – многослойная броня, поля какие-то... Резало медленно. Муторно.

И вдруг...

За стеной – не выстрел. Не крик. Рык. Глубокий, многослойный, как скрежет стиральной машины с гвоздями внутри. Потом – волна. Вопли. Нечеловеческие. Слились в сплошной какофонию ада, как стая голодных гиен в тесной клетке. Лязг металла. Глухие БУМЫ, будто били кувалдой по бакам. Одиночные хлопки выстрелов. И... хлюп. Мокрый, противный звук, как сапог в грязи. Снова и снова.

– Режь быстрее, чёрт! – Рорк рявкнул, кулак в бронеперчатке БА-БАХ по корпусу "Крота". – Там уже мясорубка! Слышишь?!

"Крот" взвыл в ответ, белая игла плазмы вспыхнула ослепительно. Стенки металла вздулись пузырями, зашипели... и с оглушительным СКР-Р-РЕ-Е-ЕЖЕТОМ рухнул внутрь. Облако едкого дыма, искр и пара хлынуло в лицо бойцам. А за ним...

Ад. Блок "Сигма" был не комнатой. Геенной огненной. Рорк одним взглядом сканера выхватил кошмар: Измождённый зек, глаза – белые шары безумия, всаживал обломок арматуры в щель брони кадета. Металл скрипел, алая жижа брызгала веером. Женщина в рваной робе, вся в багровых потёках, строчила из трофейного "Жала" куда попало. Патроны звенели обрешётки. Горстка кадетов у гермошлюза – броня во вмятинах, визоры сбиты. Лица под ними – маски чистого террора. Стреляли наугад, трясущимися руками.

Воздух... Густой. Пахло свинцом, кровью, мочой и чем-то сладковато-гнилым. Запах безумия. Конца. У Рорка на долю секунды поплыло в глазах – зелёные пятна, медузы боли.

– Периметр! – Голос сержанта, усиленный вокодером до грохота танка, взрезал инфернальный гул, – Огневой контроль! Только по "скорпионятам" в броне! Зеков – не трогать! "Крот" – назад, дай дорогу!

Бойцы "Молота" – не герои кино. Не рванули в гущу. Механически, как один, рассыпались у пролома и вдоль уцелевших стен. Вжались в укрытия. Полукруг. "Громилы" затрещали короткими, экономными лучами. Не в толпу. Точно. По ало-красным силуэтам на дисплеях – по кадетам, по охране в рваных мундирах. "Иглы" зашипели, прожигая дыры в дешёвых "Панцирях". Методичный огонь резал ряды "скорпионят" как раскалённый нож – масло. Чисто. Без пафоса.

Зеки остолбенели. Ярость сменилась тупым недоумением. Кто-то присел на корточки, прикрыв голову. Или замер с окровавленным ножом, глядя на новых стрелков. "Чьи?" – читалось в глазах.

Рорк шагнул вперёд. На самый край пролома. Его массивный силуэт в броне "Барс" вырисовывался на фоне мерцающего "Кокона" и черноты космоса. Снял шлем. Риск? Да. Но надо. Они должны увидеть лицо. Не маску. Шрамы. Потрескавшуюся кожу. Жёсткие глаза. Человека.

– ВСЁ СЮДА! – Его голос грохнул, как удар гонга, заглушив на миг тотальный раздрай. – Мы ПСР "Молот" пришли за вами. Те, кто пострадал от несправедливости Мирта.

Финал хаоса. Безумные, испуганные, ненавидящие глаза упёрлись в него. Зек с "Жалом" замер. Женщина с арматурой застыла. Даже раненый кадет перестал хрипеть.

Рорк впился взглядом в толпу, голос стал тише, но режущим, как стекло: – Охрана Скорпио – цель! Давите их! Но не друг друга! Мы пришли ЗА ВАМИ!

Он сделал шаг в зону краха. Рикошет звякнул по наплечнику. Не дрогнул, – Мостик – наш! Скорпио – сбежал! Станция "Карнак" – ваша! Повторяю: вы свободны!

Тишина. Глухая. Звенящая. Потом – шёпот, как шелест сухих листьев: -Свободны? "Молот"?... Скорпио сдриснул?..."

И тогда:

Худой, как трость, мужик в рваной робе – лицо в шрамах, будто точили ножом – уронил окровавленную арматуру. БА-АМ! Звук гулко прокатился по залитому кровью полу. Зек поднял дрожащие, грязные руки к лицу. Плечи задёргались мелкой дрожью. Не плач – сухие, рваные всхлипы, как у пса, подавившегося костью.

И прорвало.

Как плотину динамитом. Ножи, трубы, трофейные "Жала" – загремели на пол. Люди рухнули на колени, вцепились друг в друга, завыли горлом, засмеялись истерично, как в дурдоме, или просто застыли, глядя в пустоту. Ярость – шок – а потом волна, тёплая и тяжёлая: выжили.

Но ад не сдаётся. У гермошлюза – кучка кадетов. Их командир, пацан с глазами безумного хорька, орал: — Предатели! За Скорпио! ВАЛИТЬ ВСЕХ! – и рванул ствол в сторону Рорка.

Х-Х-ХИС! "Игла" Рорка плюнула кроваво-красным сгустком. Визор пацана вспыхнул, как лампочка, и он рухнул, как мешок. Остальные бросили оружие. Звяк.

– "Горн" – "Молот-1", – Рорк говорил в комлинк, глядя на толпу. Голос – рвущийся, но ровный. – "Сигма" наша. "Скорпионят" – прижали. Зеки... свободны. – Взгляд скользнул по телам в серых робах. Много. – Потери... жуткие. Раненых – тьма. Тяжёлых. Медэвак – срочно в топку. Воздух – дерьмо. Токсины, болячки. – Махнул рукой. – Ставим "Барьер-К". Готовим плацдарм.

Бойцы зашевелились. Двое развернули генераторы силового поля на гермошлюз – зажужжало, заискрило. Другие нырнули в толпу: бинты, вода, автоинъекторы с обезболивающим. Профессионально. Без сюсюканья.

Рорк подошёл к тому самому худому. Тот смотрел на него глазами – огромными, как у совы на фонаре, с безумным блеском на фоне впалых щёк. Слёзы ползли по грязи. Губы дёргались. Звука – ноль. Только скрежет несмазанной петли.

Рорк присел на корточки. Броня скрипнула. Голос стал ниже, грубее, но без стали: – Имя, браток?

Мужик сглотнул.