Станция "Фронтир" - Никита Семин

...на её плече. Молодая Тара Бейли. Лицо – гладкое. Без шрама у виска. Без синяков под глазами. Синие глаза – широко распахнуты. Усталость после боя и дикое ликование. Волосы короткие, тёмные, растрёпаны ветром. Улыбается в объектив. Широко. Искренне. Без тени сомнения. Прижалась плечом к Торну. Её рука вцепилась в его локоть. Доверие. Товарищество. Что-то... большее. Тогда.

Рядом – взвод. Призраки. Рядовой Чен, жуёт свой вечный протеиновый брус. Сержант Векслер – её фирменная ухмылка до ушей. Молодой Плут-2, ещё "Бульдозер", без шрама через бровь. Многие из них потом сгниют на ледяных пустырях. Иные воткнут нож в спину. Как и он.

– Элиас... – Имя сорвалось с губ. Шёпот. Рвущийся. Забытый за годы ненависти. Как ключ от заржавевшего замка. Само вырвалось. Из той глубины, где ещё жила та девчонка. Она протянула руку. Бронированные пальцы дрогнули. В сантиметре от мерцающего призрака себя прошлой. Коснулись только ледяного воздуха склепа.

Боль! Острая. Жгучая. Не от раны – от разрыва внутри. От памяти об абсолютном доверии. Растоптанном. От контраста: сияющая дурра... и вот она. Окровавленная. Закалённая предательством. В броне, пропахшей гарью и смертью. Он хранил ЭТО. Здесь. В самой своей тайной норе. Зачем? Трофей? Напоминание о цене? Или... пыльный сувенир раскаяния? В которое она ни на секунду не верила. Проклятый Элиас.

Голограмма погасла. Жужжание стихло. Заглохло. Звенящая пустота сомкнулась. Гуще. Удушающе. Наполненная эхом её собственного, сорванного дыхания. Тара стояла. Рука опущена. Смотрела в пустоту над подиумом, где только что сияло её преданное, дурацкое прошлое. Дышала ровно. Степенью абсолютного нуля. Ярость. Знакомая, старая, как ржавчина на "Карнаке", медленно вытесняла боль. Он смотрел на это. Наслаждался. Пока строил империю на костях. Лицемер. Тварь в человечьей шкуре.

Резко развернулась. Бронесапог гулко бухнул о полимер. Сжечь это место. Со всеми пыльными призраками. И здесь... блеснуло. Тускло. Не на подиуме. Не в этом ядовито-синем свете. На полу. У третьего подиума. В тени. Как будто вывалилось. Закатилось. Забыл в спешке, гад?

Тара замерла. Охотничий инстинкт перехватил управление. Нагнулась. Игнорируя адский укол в бедре – там, где алая влага проступала сквозь бинт. Подняла. Осколок. С фалангу мизинца. Холодный. И чертовски тяжёлый – будто вырублен из ядра планеты. Неметалл. Не пластик. Не камень. Тёмно-серый, почти чёрный. Но внутри... маслянистые всполохи. Тёмно-синие. Кроваво-багровые. Как лава под пеплом. Края – рваные, злые, будто откусил титан. Поверхность – гладкая, но... оплавленная изнутри. Микроскопические жилки пульсировали. Живое.

Сжала в кулаке. Бронеперчатка скрипнула. Вес ошеломил. Будто гравитационную мину схватила. И здесь – вибрация. Сначала – как дальний гул. Но не звук. Резонанс. Прямо по кости. Глухой. Настойчивый. Камертон в скелет встроили. Холод камня сменился... тёплом. Глубоким. Пульсирующим. Будто крошечное, нечеловеческое сердце забилось в ладони. Мускулы напряглись сами. Не от боли. От... узнавания. Как часть её, дремавшая с детства, вздрогнула. На зов. Древний. Забытый.

Тепло в ладони ударило в висок. Остро. Как ледяная игла. Темнота. Не здесь. Глубже. Старее.

Запах. Сырость шахты. Пыль веков. Едкая щёлочь на языке. Звук. Скрип гравия под смешными, маленькими ботинками. Ощущение. Сердце – глухой молоток в ушах. Забивает всё. Свет. Дрожащий луч фонаря в дрожащей руке. Выхватывает из мрака... такой же осколок. Врос в породу. Как рак. И он... гудел. Тихо. Монотонно. Успокаивающе. И... вёл. Не картой. Тягой. Непреодолимой. Магнитная стрелка в темноте. Поворачивала её маленькое, перепуганное тельце. К люку. Которого она там никогда не видела. Но знала, что он есть.

Воспоминание схлопнулось. Как пузырь. Во рту – привкус пыли и детского ужаса. Галлюцинация? Но дрожь в руке... От того старого гуда... Та же самая. Ритм. Источник. Один в один.

Сканер на поясе взвыл. Не писк – вой. Раненого зверя. Корпус затрясся. Залил бедро истеричным багровым светом. Экран поплыл. Данные – координаты, радиация, тепло – рассыпались в цифровой бред. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: КРИТ... ЭНЕРГ... РАЗРУШ... – захрипел синтезатор, срываясь. ИЗОЛИРУЙ... ИЗОЛИРУЙ ИСТОЧ... Заглох. Экран погас с хриплым пыхом. Пахнуло озоном и гарью. Сдох.

Тара замерла. Глаза – щёлочки. Метнулись от осколка к мёртвой, чёрной стене. Инстинкт орал: Выбрось! Дьявольская штука! Но сильнее была ярость. На Скорпио. На его тайны. На эту чертовщину. И жажда. Дикая. Докопаться. Не отступит. Не после того, как этот камень выдрал из прошлого тот проклятый снимок.

Медленно. Через волну ледяного предчувствия. Провела осколком в сантиметре от стены.

И стена... ответила.

Пульсирующий узор. Выступил из ниоткуда. Багрово-синие линии. Холодные. Яркие. Как вены на трупе. Потянулись за осколком. Железные опилки к магниту. Арки ломались под невозможными углами. Спирали закручивались в бесконечность, сводя с ума. Символы – угловатые, режущие глаз, чужие – вспыхивали и гасли в такт глухому гулу, который теперь шёл и от стены, и от камня в руке. Не карта. Живой шрам на реальности. Послание? Предупреждение? Код к чёртовой двери в самой плоти станции. Сердце Тары колотилось – не от страха. Азарт хищницы, учуявшей добычу, от которой мир перевернётся.

Сжала осколок крепче. До хруста в суставах. Гул взревел, перешёл в низкий рокот. Чувствовала его зубами, черепом, позвоночником. Тепло стало обжигающим – не больно, а будто мышцы насквозь прогрело после ледяного онемения. Внутри камня – прожилки тёмно-синего и кровавого пульсировали ярче. Края, где пальцы впивались, светились багровым, как раскалённая кочерга.

Внезапно – боль! Вонзилась в ладонь. Острый ток. Тара присела, вскрикнула сквозь стиснутые зубы. Но пальцы не разжались. Впились звериной силой. Выжать ответ. Задушить эту дрянь. "Тише, чёртов кусок!" – проскрежетала она камню, своей дрожи, призраку Скорпио. Страх? Был. Но ярость – на предателя, на его схемы, на эту хрень – пересилила. И жажда. Дикая. Докопаться. Не бросит. Даже если прожжет до кости.

Узор на стене взбесился. Багрово-синие линии рванулись, как молнии под кожей великана. Слились. Распались. Бешеный танец безумия. Воздух сгустился. Запах озона и... сладковато-металлический, как кровь, смешанная с перегретым двигателем. Жужжание в руке стало рёвом, низким грохотом, бьющим по костям черепа. Зубы свело. Виски сжало.

– Что ты за зверь? – Голос пробитый, сквозь зубы, но стальной. Бейли ткнула осколком в самый центр беснующегося узора. Вплотную.

И узор... схлопнулся.

Не погас. Сжался в точку. Крошечную. Ослепительную. Сферу багрово-синего света. Висит в сантиметре от стены. Напротив камня. Из неё – луч. Тонкий. Как игла. Ледяной. Невероятно яркий. Бьёт прямо в центр осколка.

Тара вскрикнула. Не от боли – от шока. От разрыва