Станция "Фронтир" - Никита Семин

Дмитрий не отрывал взгляда. Он откинулся глубже в кресло, вращая пустой стакан. Усталость навалилась тяжёлым плащом, но вот это... власть. Раскрывать чужие тайны. Давить. Искушать. Тёмный, бодрящий нектар. Его голос окреп, стал низким, властным, как удар колокола по сознанию: —Протокол соблюдён, министр Шон.

Он кивнул на Софи, на алое месиво страха Минди, —База зафиксировала передачу трофея. Вознаграждение. За исключительные заслуги, — он медленно поднялся. Его огромная, уродливая тень накрыла Минди, приковав её к креслу, словно к плахе.

Багровое сияние NGC-4414 воцарилось безраздельно, залив каюту цветом запёкшейся крови и старой ржавчины. Голубое свечение Софи едва теплилось, подсвечивая дрон. Тот, с мягким, бархатистым жужжанием — таким тихим и таким оглушительным в наступившей тишине — опустил на стол футляр. Матово-чёрный. Зашифрованный. На крышке — выгравированный герб. Сжимающийся кулак Драварийской империи. Светилась тускло, неумолимо, как багровый уголёк. Запахи сплелись в тошнотворный коктейль: виски, сладковато-горький миндальный оттенок адреналинового выброса Минди и едкий шлейф первобытного ужаса. Воздух сгустился, вибрируя от статического напряжения, феромонов и тяжести невысказанного. Звуковой фон сложился из низкого гула станции (непривычно глубокого), громкого тиканья хронометра (внезапно проявившегося), неотвязного жужжания дрона и прерывистого, хриплого дыхания Минди, скребущего по нервам, словно наждачная бумага.

Дрон с мягким, бархатистым гудением – таким приглушённым и таким оглушительным в наступившей тишине – опустил на поверхность стола инопланетный футляр. Матово-чёрный зашифрованный ларец. На крышке тускло, с неумолимой зловещностью, светился выгравированный герб Империи Дравари, подобная тлеющему уголку в пепле.

Щелчок замка. Сухой, леденяще отчётливый. Крышка ларца откинулась плавно, без сопротивления. Оттуда повеяло слабым, леденящим холодком. Внутри на бездонно-чёрном бархате, покоились Они. Захваты.

Не украшения. Инструменты. Или игрушки для предельно извращённых игр.

Выкованные из смертельно отполированной чёрной дюрастали, они поглощали свет. Не отражали – втягивали, словно чёрные дыры, окаймлённые абсолютной, холодной тьмой. Взгляд скользил по ним, теряя фокус. Жуть пробегала по коже.

Обрамленные филигранью из алмазной крошки, но красоты здесь не было. Фигурки напоминали спиральные бритвы. Искрились холодными, ядовитыми блёстками. Каждый завиток – микроскопическое лезвие, дробившее свет на зловещие радужные осколки. Красота, вызывающая леденящий ужас.

Крохотные имперские змеи впивались в точки крепления винтов. Не удерживали – атаковали. Зазубренные пасти оскалены, рубиновые глазки мерцали тусклым внутренним пламенем – казалось, следят. Вечная, мерзкая усмешка прежнего владельца. Насмешка из прошлого.

Общее впечатление? Дикая жестокость. Каждая линия, каждый изгиб вопил о боли. О клеймении. О власти. Нелепо дорогие. Страдание как извращённая роскошь. Созданы для наложения меток. Физических и... иных. А теперь? Лежат здесь, на столе командующего дырой под именем «Фронтир». «Дар». Бухгалтеру. Абсурд, пропитанный кровью.

Минди вскрикнула. Коротко, резко. Будто воздух вырвало наружу. Ладонь шлёпнулась на рот, заглушая звук. Тело дёрнулось назад, вжалось в кресло до скрипа дюрастали. Лишь затем взгляд приковался к ларцу. Зрачки – взрыв! – расширились, превратившись в огромные чёрные бездны, втягивающие эту жестокую, сверкающую мерзость. Фиолетовая кожа на шее и декольте покрылась пупырышками. Воздух вокруг неё сгустился, пропитался феромонами – горький миндаль и раскалённый металл. Запах чистого, животного ужаса.

Дмитрий не отрывал взгляда. Ни на миг. Его голос рассёк гипнотическую тишину. Тихий, но с ледяной проникающей силой, словно тонкое шило: — Они требуют... адаптации, Минди.

Кивок в сторону захватов, —Как, и всё. В этой проклятой дыре.

Медленно потянулся к бутылке. Налил виски. Хлюп-хлюп-хлюп. Звук казался непристойно громким. Глоток. Взгляд прикован к ней, -Или... – его глаза скользнули с захватов на её дрожащие кулаки. Фиолетовые ногти впились в ладони. —...я могу помочь с примеркой? – Предложение. Вежливое. Почти учтивое. Но подтекст – неоспоримая угроза. И любопытство. Глумливое, как взгляд тех змеек, — Обещаю, – добавил он, уголок рта дрогнул в подобии улыбки, – буду... точен.

Минди вздрогнула, словно от удара током. Кулаки сжались до побеления костяшек. Она резко, отчаянно зажмурилась. Но образы лезли в голову, навязчивые, отвратительные: ледяное касание дюрастали к коже... медленное, неумолимое закручивание винтов... острая, сладковатая боль, прожигающая нервы... унизительная демонстрация... и его руки. Холодные. Твёрдые. Все контролирующие.

Голос Софи ворвался с синтетической, идиотской безмятежностью, доводя кошмар до абсурда: - Биометрические показатели стабилизировались на пиковых значениях. Характерно для экстатических состояний у Ваэри во время ритуальных практик преодоления». Пауза. Будто сверяла данные, - Рекомендую восполнить гидробаланс после примерки. Вероятна стресс-дегидратация. Высокая.

Минди резко вдохнула. Широко распахнула глаза. И в них... не ужас. Нет. Пылала белая, чистая ярость. Смешанная с таким глубоким, сокрушительным унижением, что, казалось, пол должен был разверзнуться под ногами. Она уставилась на Дмитрия. Взгляд пылал белым огнём, готовый прожечь броню.

Голос Минди дрожал. Не от страха. От ярости. И отчаянной попытки сохранить крупицу достоинства: -Вы... – Задыхаясь, она искала слово, достаточно тяжёлое, чтобы швырнуть. – ...Вы чудовищно бесцеремонны, лорд-командующий!

Резко вскочила. Её высокая, обычно грациозная фигура, казалась хрупкой, сотрясаемой в багровом аду, — Это не дар! Это... – дрожащий палец ткнул в футляр, как в гадюку.

– Мучение! Позор! – голос сорвался на визг, звонкий от чистой, неразбавленной паники. Она метнулась назад, споткнувшись о планшет у ног. Широко раскрытые тёмные глаза не отрывались от чёрных захватов, словно те были активированными термоядерными минами.

-Я-я обязана оформить форму G-74b! Сию же минуту! – Выпалила, воздух свистел в горле. Руки беспорядочно замахались, указывая на невидимые документы, дверь, пустоту, – В трёх экземплярах! С биопечатями свидетеля! Обязательно!

Она отступала боком. К массивному шлюзу. Отрывистый цокот каблуков сбивался, заплетался. Как у подвыпившей. Ваэрийская утончённость дёргалась в судорожных рывках. Отчаяние парализовало.

Дмитрий слегка приподнялся. Брови поползли вверх – удивление, смешанное с циничной, почти ленивой забавой. Открыл рот, голос ровный, островок спокойствия в её урагане:— Минди... – Спокойно. Будто успокаивает испуганное животное.

Но её визг, дикий, пронзительный, вырванный из самой глубины ужаса, перекрыл его:— СОФИ, РАЗЪЯСНИ ЕМУ ПРОЦЕДУРУ! – Кричала Минди невозмутимой голограмме, как на последнюю надежду.

Каблук ударил сенсор двери. Громкое пшшшшш – шипение разгерметизации. Тяжёлая створка поползла в сторону, открывая синеву аварийных огней коридора.

– ЭТИ ЗАХВАТЫ КАТЕГОРИИ ОПАСНОСТИ ДО ПРОВЕДЕНИЯ АУДИТА! – Выкрикнула в зияющий проём, голос сорвался на последнем слоге. Швырнула фразу через плечо, как щит, как проклятие, как отчаянную попытку сохранить лицо: – Приятного дня, КОМАНДУЮЩИЙ!

И рванула в проём. Рывок был резким, неуклюжим – как у загнанной лани, почуявшей хищника. Серебристые пряди, вырвавшись из причёски, взметнулись светлым облаком. На миг силуэт застыл в синем прямоугольнике – высокая, хрупкая, трепещущая фигура