Станция "Фронтир" - Никита Семин

– Сканер глохнет, – пророкотал Плут-2, стукнув кулачищем по «Мандибуле». – Низкий рокот реактора. Как в дохлой микроволновке. Хрен разберёшь, что там шевелится. Фигня полная.

Тара? Кивнула. Еле заметно. Не оглядываясь. Взгляд – прилип к концу этого проклятого коридора. Тяжёлая дверь. Матовая. Ни тебе номерка, ни надписи. Замаскированный люк. Рядом – сенсорный блок, весь в паутине трещин. Координаты от Ирокеза горели в импланте. Жгли. Там. Вот же он, гад.

Подошли. Гробовая немая сгустилась. Только:

Назойливое жужжание «Мандибулы».

Свист её собственного дыхания в шлеме (не сняла, чёрт бы побрал эту «условно дыхательную» вонь – доверять? Ха!).

И этот... скрежет. Сверху. Металл по металлу. Точно гвозди в крышку гроба забивают. Мурашки по спине.

– Ловушка? – Плут-1 щурился на сенсорный блок, ствол наготове, – Звенящая пустота... слишком тихая. Чую подвох.

– Открывай. – Голос Тары – тонкая стальная струна. Готовая лопнуть. Глаза – прикованы к матово-угольной поверхности двери, к этому слепому, мёртвому сенсору. Ждала выстрела. Взрыва. Чего угодно.

Плут-2 хмыкнул что-то невнятное. Шаркнул сапогом по липкому полу. Его «Мандибула» фыркнула, выпустив щуп-манипулятор – тонкий, как змеиный язык. Ткнул в треснувший сенсор. Мёртвая тишь. Только скрежет сверху, глухое ворчание снизу и тяжёлое сопение Плута-1 за спиной. Ни вспышки, ни щелчка. Ничего.

– Глухая тетеря, – пробурчал Плут-2, плюнув (плевок, шипя, упал в грязь), – Ток есть... а мозги – швах. Сгорели. Или отрезано. – Он упёрся здоровенной лапищей в бронеперчатке в край двери. Мускулы вздулись подо рваным комбезом, как канаты. На лице – не усилие, а чистая, звериная решимость, смешанная с болью от раны, – Старорежимно, шеф? Рывком?

Тара кивнула. Едва. «Жало» в её руке – камень, – Давай. Шустрее.

Плут-2 упёрся сапогом в стену. Рыкнул – звук, будто медведь в капкане взвыл. Металл заскрипел. Застонал. Сперва нехотя. Потом – с протяжным, душераздирающим ВИИИЗГОМ ржавых петель. Дверь поползла. Внутрь. Открывая не проём. Смоляную тьму. Такую густую, что казалось – смолу разлили. И... запах.

Запах. Он ударил в лицо, пробиваясь сквозь фильтры шлема, как нож. Контраст? Ошеломляющий. После вони мясорубки – адская галлюцинация. Дорогой коньяк. Выдержанный. Кожа. Дорогая, новая. И... пыль. Старых книг. Еле уловимая. А под всем этим – космический холод. Пустоты. Как в склепе. Мертвяком потянуло.

– Ё-моё... – выдохнул Плут-1, его единственный глаз полез из-под пластыря. – Пахнет... как у мажора-банкира в пентхаусе. Или в гробу фараона. Без разницы.

Тара? Проигнорировала. Её сканер в шлеме нырнул в непроницаемую мглу. Ни тепла. Ни движения. Ни магнитных выбросов. Только... очертания. Сканер лепил контуры комнаты. Стол большой. Кресло – массивное, как трон. Стеллажи. Всё ровно. Стерильно. Слишком чисто. Слишком... мертво. Как виртуальный макет. Жуть берёт.

– Свет, – бросила она Плуту-2. Голос – сухой, как щепка.

Тот сунул щуп «Мандибулы» внутрь бездонной пустоты. Нащупал. Щёлк.

Вспыхнуло.

Не сверху. Со стен. Матово-угольные панели засветились изнутри ровным, призрачно-голубым сиянием. Поглощающим тени. Пол, отполированный до зеркала, отражал эту синеву, удваивая комнату вниз – вхолодную, бездонную пустоту. Тишина стояла вакуумная, нарушаемая только едва слышным, глухим гудением, будто сама станция под ними что-то переваривала. Спящий гигант. Или зверь.

Тара переступила порог. Плут-1 прижался к стене справа от проёма, ствол наготове, сканируя углы. Плут-2 остался прямо перед зияющей пустотой, его «Мандибула» направлена внутрь, щуп готов, урчание сканера – недоверчивое, будто не верил этой стерильности. Броня Бейли, в саже, царапинах и с алым пятном на бедре (свежий бинт уже промок), казалась грубым варваром в этом крипте безупречного порядка. Лицо под шлемом – бледная маска, синяк под глазом – фиолетовое клеймо ярости. Но взгляд, острый как бритва, сканировал не угрозы. Абсурд. Ни роскоши. Ни следов жизни. Только... музей. Музей чьего-то мёртвого величия. И прошлого.

Вдоль стен – низкие подиумы. Из того же поглощающего свет стёкла. Подсвечены снизу ядовито-синим, как яд медузы. На них – экспонаты. Как в проклятом музее. Или в склепе. Тара двинулась вдоль подиумов, сканер на поясе пищал тихо, луч шарил по стенам, полу. Плут-2 медленно вошёл следом, заняв позицию у входа, его «Мандибула» сканировала саму комнату, ствол следил за тенями и решётками в полу. Плут-1, не отрываясь от прицела, сделал шаг внутрь, заняв позицию у правой стены, контролируя вход и часть комнаты. Шаги Тары громко цокали по паркету. Каждый звук – плевок в эту мёртвую тишь. Чистота. Аж зубы сводит. Слишком.

Первый подиум: Награды Мирта. Фигня какая-то. Не трофеи – уродцы инопланетного дизайна. Застывшая капля чёрного янтаря, а внутри – рубиновое ядро. Пульсирует. Будто живое. Спираль из кости, утыканная кристаллическими шипами – светится изнутри степенью абсолютного нуля. Металлический диск, похожий на раковину вымершего гада. Иероглифы на нём... шевелятся, если приглядеться. Над всем этим – аура немыслимой древности и цены. От неё мурашки по коже. Тара прошла мимо. Губы сжались в белую нитку. Физическое отвращение. Как к символам власти, купленной на крови. Гадость.

Второй подиум: Врезал по мозгам. Заставил замереть. Не просто форма. Безупречный комплект рейнджера Вельтрианской Конфедерации. Серо-голубая ткань – хоть на парад. Ни складочки. Проплески брони – отполированы до зеркального блеска. Значок капитана рейнджеров рядом. На бархате. Его значок. Пыль легла ровным слоем. Саван. Это не экспонат. Памятник. Памятник тому, кем он был. И тому, что предал. Тара... рука сама потянулась. Бронированный палец скользнул по холодному металлу значка. Боль. Старая. Костная. Переплелась с леденящей яростью. Сжало горло. Он хранил это. Смотрел на это. Пока.

Третий подиум: Маленький кубик-голопроектор. Тара тронула сенсор. Машинально. Почти не думая. Зажужжало. Тихий звук, как в гробу. Плут-1 вздрогнул от неожиданного жужжания, ствол дёрнулся в сторону куба. Плут-2 развернул «Мандибулу», луч сканера упёрся в пустое место перед подиумом, ища угрозу в ожидании.

Собралась голограмма. Яркая. До тошноты знакомая. Как нож под ребро. Операция «Снежный барс». Сигма Драконис II. Заснеженные скалы – белые, как кости. Ветер воет за кадром. У шаттла «Скарабей», покоцанного, но дерзкого – группа. Молодость. Застывшая в цифровом льду. Навсегда.

Рейнджеры. Их рожи. Улыбки. Наивные. Ещё не знают, что их ждёт. Снежная крупа на комбезах. Щиплет щёки. Но глаза... Горят. Азарт. Братство. Глупая вера в завтра. Как у щенков.

В центре – он. Капитан Элиас Торн. Ещё не Скорпио. Черты острые, но без этих вечных складок жестокости. Глаза – серые, ясные. С тем самым чёртовым огоньком, что