Станция "Фронтир" - Никита Семин

один безумный, невыносимый вой, режущий по нервам. Воздух загустел до состояния киселя – дым, гарь, сладковато-тошнотворный дух горелой плоти и плавящегося пластика. Дышать было больно.

Плут-2 взревел – нечеловеческим, хриплым воплем усилия и ярости. Его «Мандибула» с последним скрежетом и лязгом вырвала наконец последнюю, упёршуюся балку. Под ней, в облаке пыли и искр, обнажилось нечто. Искрящая, изуродованная, покрытая шрамами панель серверного узла. Кабели торчали во все стороны, как обожжённые щупальца спрута.

— Доступ! – прохрипел он, едва отпрыгнув от новой очереди стражей, которая прошила обломки рядом, подняв фонтан искр. Плут-1 ответила яростным, длинным залпом из своего пистолета-пулемёта, пригвоздив врагов к полу у входа. Тра-та-та-та-та-та!

Лекс всхлипнула – звук, странный смесь боли и дикого торжества. Она швырнула терминал к панели: чпоньк! – магнитное крепление сработало. Её пальцы, окровавленные и дрожащие, запорхали по интерфейсу с невероятной, паучьей ловкостью. Казалось, она слилась с машиной. Кровь из носа – алая, жидкая – струйкой вытекала на терминал, шипела, оставляя дымящиеся чёрные точки. Она не замечала.

— Поехали... – прошептала она, и в этом шёпоте было больше силы, чем во всём мостике. Её взгляд прикован к экрану с фанатичной, почти безумной концентрацией. Кабель от импланта пульсировал тусклым синим – как больная вена, выкачивающая жизнь.

Тара прижалась спиной к груде обломков рядом с Лекс, сканируя хаос через прицел «Жала». Плут-1 (ирокез) перезаряжала ПП, лицо – искажённая маска ярости и боли, левый глаз – синяя, мокрая слива. Но правый горел ледяной решимостью. Плут-2 присел на корточки у серверной панели, его «Мандибула» наготове, сканируя подходы, рана на бедре сочилась фиолетовым на фоне алых брызг.

Воздух гудел. Визг сирен слился в один сплошной, режущий мозг белый шум. Где-то близко завыл раненый. Пахло озоном, горелой плотью и сладковато-металлической химией.

— Четыре минуты, червяк! – Голос Тары прорвал грохот, низкий, как скрежет брони по камню. Бейли всадила Лекс второй автоинъектор – пшшш! – прямо в грудь, сквозь разорванный комбез. Не глядя, плюнула короткой, точной очередью из «Жала» в мелькнувшую алую каску стража у дыры в шлюзе. ФШИИЬ-ФШИИЬ! Шлем взрылся кровавым туманом. – Или мы все сдохнем здесь. Включай!

Лекс вздрогнула от инъектора. Алые пузыри лопнули на её губах. Но пальцы летали. По сенсору, по кабелям, вживляя волю в умирающую станцию. Экран терминала вспыхнул каскадом багрового кода. – Ломаю... – рваный выдох. – Ща... щас...

Над ними, в клубах искр и дыма, станция «Карнак» завывала свой последний реквием.

Глава 14. "Кровь на Золотом Коде".

Мостик станции. Он уже не трясся – выл. Глухим, податным гулом, будто гитарная струна на последнем издыхании перед щелчком. Каждый удар снизу, из кишок станции, вгонял вибрацию прямо в кости. Зубы клацали, как костяшки домино. Над серверной панелью – дыра. Не просто дыра, а зияющая харя, плюющаяся осколками и чёрной, едкой гарью, которая смешивалась с паром от лопнувших трубок. Искры? Не те приличные искорки. Они дёргались, как конвульсирующие мухи, шипели и дохли в лужах масла и… ну, вы поняли. Сирены. Один сплошной визг, врезающийся в мозг, как тупое сверло. Белый шум конца света. Просто ад.

Лекс у панели. Призрак. Лицо – белая маска под копотью и брызгами чего-то красного. Мраморная. Только глаза. Огромные, горящие ненормальным светом. Кровь – алая, жидкая – струйкой вытекала из её носа, заливала подбородок, капала на терминал. Каждая капля шипела на горячей поверхности. Девушка не замечала. Боль от укола Бейли? Фиг там. Только ледяной пинок адреналина или чего похуже, гнавший её к обрыву. Пальцы – окровавленные, обожжённые – мелькали с такой жутковатой, сверхчеловеческой скоростью, будто управляемые отдельным, умирающим разумом. Не по клавишам – внутрь. Хакерша вплетала свои мозги прямо в отключающийся ИИ «Цербер». Кабель, идущий от импланта к терминалу, пульсировал тусклым синим светом, как больная вена. Казалось, жизнь Лекс буквально вытекала по нему в станцию.

-Ломаю… – выдох, сорванный, едва слышный над грохотом, -Ща… щас…

Экран терминала – настоящий психодел. Пурпурные строчки кода, похожие на кровоточащие раны, взрывались кислотно-зелёным хаосом, сменялись мертвенно-синими блоками шифра, а потом – бац! – ослепительно-белый свет, режущий глаза. Лекс не читала. Она чувствовала. Холодную, железную логику «Цербера», порванную в клочья болью и вирусами Дравари. Чувствовала его растерянность. Слепую, тупую ярость. Как он корчится.

-Вот… Ты… Мой… – ладонь вдавила в центр экрана. Кровь своя смешалась с виртуальной схемой. Липко.

И – бабах.

Монитор не вспыхнул – взорвался золотом. Чистым, яростным светом, который на секунду прогнал всю эту копоть и мрак. Золотые змейки побежали по изуродованной панели, по обгоревшим кабелям-щупальцам, зажигая их изнутри. Воздух дрогнул. Новый звук. Не вой, не гул. Низкое, мощное, нарастающее ГУДЕНИЕ. Отовсюду. Стены, пол, даже из треснувших динамиков.

-СИСТЕМА ПЕРЕЗАГРУЖЕНА. – Голос «Цербера» из ревущих колонок. Но… другой. Не тот бездушный металл. Напряжённый. Сосредоточенный. И почти благодарный? - ПРОТОКОЛ 'ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ' АКТИВЕН. ПАРАМЕТРЫ ОПОЗНАВАНИЯ ОБНОВЛЕНЫ. ЦЕЛЬ: ЗАЩИТА МЕТКИ 'СВОЙ'. УНИЧТОЖЕНИЕ 'ЧУЖОЙ'.

Сверху из коридоров – новые звуки. Знакомое резкое ВЖЖЖ-ВЖЖЖ! Электромагнитных пушек. Сухое ТЫК-ТЫК-ТЫК! – лазеры, отрывистые, как капли раскалённого металла на плитку. И сразу – вопли. Нечеловеческие. Дравари. Хрип, бульканье, тяжёлый бум падающих тел. Где-то совсем рядом – оглушительный БА-БАХ! – «Цербер», видимо, пустил сок прямо в кабель под ногами у кого-то очень невезучего. Эффектно.

Плут-2, его «Мандибула» всё ещё уставилась в дымящийся проход, резко дёрнул головой. Лицо, изуродованное шрамом и копотью, скривилось в чистейшем «чё за хрень?». На наплечнике, сквозь копоть, проступал выцарапанный символ – сломанная цепь.

-Чёрт подери! – выдохнул он, голос, осипший от дыма, — Оно… оно же по своим лупит!» Ну, по бывшим своим, если точнее. Приятный сюрприз.

Плут-1, та самая с ирокезом, только что туго перематывавшая плечо клочьями термоизоляции (выглядело это как попытка забинтовать бензопилой), резко вскинула голову. Единственный зрячий глаз (правый, вымораживающий и злой, как январь на Плутоне) метнулся к потолку. Оттуда – снова это ВЖЖЖ-ВЖЖЖ!, методичное, почти… успокаивающее? Потом ТЫК-ТЫК-ТЫК! – и ещё один дикий вопль, резко оборванный. Как будто микрофон выключили.

-Ха! – вырвалось у неё. Сорванный, больной смешок, больше похожий на лай.

-Вот это финт, червяк! Лекс, ты гений! Ты… — она рванулась развернуться к серверной панели, полная какого-то дикого, адреналинового восторга – За Рейнджеров Конфедерации! За командира! – и слова просто сломались у неё в глотке. Застряли. Намертво.

Лекс стояла. Неподвижно. Как статуя. Пальцы – те самые, что только летали