Бог безвременья - Жаклин Холланд

– Это не моя судьба, Аня, – тихо сказал он. – Я иду другим путем в отведенный мне срок. И таково мое желание. Кто знает, может быть, и для тебя наступит твой срок?

Он замолчал и закрыл глаза, прислушиваясь.

– Да, когда-то придет время перемен и для тебя. И тебя ждет новый путь, ты никогда не ходила по нему раньше и представить не могла, что пойдешь. Будет страшно и больно, но это к лучшему. Я буду там, Аня, и я, и дух. Мы встретим тебя. И проведем тебя вперед, к новому.

Больше он ничего не сказал, и вскоре я заснула опять, в тоске и страхе, сердясь и не веря его словам.

XVI

Хардмэны так и не появились.

День клонится к закату.

Пирог исчезает с тарелок, на них остаются лишь крошки и следы от взбитых сливок, первые родители прощаются и уходят. Затем, как по неслышному сигналу, встают остальные родители, в очередной и последний раз хвалят угощенье, собирают вещи, суетливая толпа взрослых и детей перемещается в прихожую, затем на улицу и уезжает. Кроме Лео, который смотрит на меня и спрашивает, наверное, в десятый раз за последние два часа:

– Кэтрин придет?

Каждый раз я отвечаю все более расплывчато.

– Нет, – наконец признаюсь я. – Я так не думаю. Должно быть, что-то случилось.

– Она спит?

Я удивленно склоняю голову набок.

– Не знаю. Почему, ты думаешь, что она спит?

– Ага. Она очень устает, поэтому иногда ей нужно поспать.

– Да? Она устает?

– Ага.

– Твоя maman [41] много спит?

– Ага.

– А что ты делаешь, когда она спит?

– Я смотрю «Улицу Сезам» или, если мне не хочется, иду в свою комнату и рисую цветными карандашами.

– Один?

Он кивает.

– Да, один или с Максом.

– Кто такой Макс?

– Сейчас покажу! – восклицает он и бежит в класс. Я следую за ним. Он подбегает к офренде и берет оттуда игрушечного жирафа, на которого я раньше не обратила внимания.

– Это твое? Ты положил его на офренду?

– Ага! Это Макс.

– Приятно познакомиться. Но почему ты положил Макса на офренду?

– Вы сказали, что если я захочу, то могу положить туда что-нибудь.

– Да, конечно. Но я имела в виду что-нибудь в память о том, кто умер. Ведь офренда нужна именно для этого.

– Да, я знаю. Он умер!

Я понятия не имею, как на это реагировать, поэтому после неловкого молчания просто говорю:

– Тогда все верно, – и меняю тему. – И где же, интересно, Валерия? Когда же она за тобой придет?

– Валерия больше к нам не приходит.

– Что? Почему?

– Не знаю, – отвечает он расстроенным голосом. – Я бы хотел, чтобы она пришла.

Я делаю глубокий вдох.

– Что ж, Лео, придется мне отвезти тебя домой. Беги за рюкзаком. Я пока позвоню твоим родителям еще раз.

Солнце уже скрылось за деревьями, когда мы, собрав вещи Лео, идем к моей машине. Дни становятся короче. Но не успеем мы и глазом моргнуть, как они опять начнут становиться длиннее. Короче, длиннее, короче, длиннее – времена года проносятся мимо меня, как узоры на плавно крутящемся волчке.

Адрес Хардмэнов я нашла в папке с их документами. Судя по карте, они живут к югу от центра, этот район мне не знаком, но ведь я никуда не езжу без особой нужды, поэтому плохо знаю город.

Через пятнадцать минут езды по проселочным дорогам мы въезжаем на извилистую, плохо освещенную улицу с огромными, но построенными наспех псевдоособняками. Я ищу нужный адрес. Здесь полно бассейнов, теннисных кортов и специальных переходов для лошадей, пересекающих проезжую часть, но не много уличных фонарей и табличек с номерами домов. Пару раз свернув не туда, я наконец останавливаюсь перед домом, в котором живет Лео, что тот и подтверждает. В окнах темно, у подъезда нет машины.

Я подхожу к двери одна и звоню в звонок. Звук эхом разносится в пространстве за дверью, никто не отвечает. Я стучу. В доме царит полная пустота и тишина, но я все равно кричу:

– Миссис Хардмэн? Мистер Хардмэн? Эй?

С заднего двора доносится лай, и я озабоченно думаю, есть ли у Хардмэнов собака. Эти животные, как правило, испытывают ко мне смешанные чувства, но выражают их всегда очень бурно.

Я возвращаюсь к машине, и мне приходит в голову, что что-то действительно могло случиться. А вдруг Кэтрин попала в автомобильную аварию по дороге в школу? Что мне делать? Найти таксофон и позвонить в полицию? Спросить, не было ли аварии? При мысли о полиции меня бросает в дрожь. Я стараюсь по возможности держаться подальше от бюрократии и учреждений, совсем не хочется, чтобы на меня обращали внимание и записывали мои данные в досье, откуда потом их можно будет извлечь. Звонок в больницу – более приемлемый вариант, но где же ближайший таксофон?

– Что мы будем делать? – спрашивает Лео.

Я вздыхаю.

– Как раз об этом думаю.

– Мы войдем внутрь?

– Ну, сейчас дома никого нет, дверь заперта, и мы не можем войти, но я надеюсь, что очень скоро у нас это получится.

Он снова замолкает и смотрит в окно машины на темные дома.

На другой стороне улицы сквозь задернутые шторы в окне гостиной мигают синие отблески работающего телевизора.

– Лео, ты такой молодец! Сегодня все пошло совсем не так, как хотелось, а ты все спокойно терпишь. Я тобой очень горжусь.

Он улыбается, довольный похвалой, с искренностью, на которую способны только дети, да и то недолго.

– Вы зайдете к нам? Я хочу показать мои рисунки. Я нарисовал их акварелью еще с Валерией.

– Было бы чудесно, но давай подождем, что скажет твоя maman, когда приедет. Мне вот любопытно, Лео, у вас есть собака?

Он мотает головой.

– Нет. Я боюсь собак.

– Честно говоря, я их тоже недолюбливаю.

– У соседей очень злая собака, когда я выхожу на улицу поиграть, она лает на меня. Я ее боюсь и поэтому редко выхожу на улицу.

– Это ужасно. Вот там? – Я показываю на дом, из-за которого доносился лай.

– Ага. Собаку зовут Влад. Он огромный и как-то раз даже перепрыгнул через забор.

Мы сидим в машине еще минут десять, обсуждая Влада, а потом и всяких других домашних животных. Я раздумываю, сходить ли мне к соседям, в чьих окнах мелькает свет от телевизора, и позвонить оттуда в больницу, или просто вернуться с Лео к себе домой, но тут в гараже Хардмэнов загорается