Запрещенный ритуал - Дина Зарубина

Я что, пла́чу? Нет, щеки были сухие. А это тонкое поскуливание кто издает? Я прислушалась.

– Есть кто живой? – спросила тихонько. Ответила мне полная тишина. Ну, нет, так нет. Мало ли что в ушах зазвенело и запищало. А разговаривать сама с собой – признак не слишком хороший.

Сейчас, наверное, часов восемь-девять, а темнота непроглядная. За что я всегда ненавидела тропики – за отсутствие сумерек, нежных, лиловых, сиреневых. Припорашивающих перламутром любую неприглядную реальность. Если тут идет вечерняя служба, то через пару часов она окончится. Люди не могут молиться сутками. Им надо спать, есть и ходить в туалет. Рано или поздно кто-нибудь придет. А если придет, то и выйти можно будет. Решив не тратить время зря, села в уголок галереи и погрузилась в медитацию. Попыталась.

Помешал мне скрежет. Во дворе кто-то что-то двигал. Я подползла к краю и посмотрела сквозь балюстраду галереи.

Крошечный светильник давал совсем мало света, но черная фигура что-то делала с большим камнем в центре двора. Признаться, я на него никакого внимания не обратила, зная традицию устанавливать интересные камни для соблюдения природной гармонии. В любом китайском парке есть водоем, зелень и непременно несколько каменюк с заковыристыми иероглифами.

Фигура отваливала камень в сторону, шумно пыхтя. Под камнем оказался круглый люк, настолько напоминающий наши колодцы, что я не удивилась, когда мужчина сдвинул его и стал спускаться вниз.

О, пока он там, я же смогу выйти! Вихрем слетела вниз и метнулась к воротам. Ура! Узкая калитка действительно оказалась открыта. Из колодца раздался стон-всхлип. Так мне не показалось! Теперь я знаю, где они держат узников! Но сейчас я им ничем помочь не смогу.

За калиткой располагался еще один двор, тоже окруженный галереей. Кажется, я до конца жизни возненавижу такой тип архитектуры!

Зато тут были три освещенные арки, и я нырнула в правую. Коридор, двери, лестница вниз. Нет, вниз мне не надо. Пришлось вернуться и обследовать левую арку. Из нее сводчатый коридор привел к лестнице наверх.

Оставалась только арка прямо, и я двинулась к ней.

– Ты что здесь делаешь? – мне навстречу вышла целая группа мужчин. Трое несли фонари на палках и подняли их повыше, стараясь рассмотреть меня.

– Я заблудилась!

– Вот бестолковая! Понаберут из деревни тупиц! – вперед вышел чернорясный знакомый стражник. – Снова ты?

Развела руками.

– Это новенькая, я ее знаю, – обратился стражник к второму. Остальная группа молчала. Кстати, одеты они не в серый рясы послушников, и не в черные охранников, а какие-то бурые короткие куртки и штаны.

– Стой тут! – сказал Хинц. – Отведем трудников, и я выведу тебя к женскому корпусу.

– Ой, да иди сейчас, тут осталось два шага, – хмыкнул второй охранник и похабно подмигнул мне.

Пришлось изобразить скромную девочку, поковыряв ножкой песок.

– Пойдем! – Хинц взял фонарь и пошел по дорожке.

– Это кто такие и почему такие страшные?

– Трудники, они в подземных пещерах работают, ты что, не видела их раньше?

– Да я совсем недавно тут, – пискнула, закрывая значок невесты.

– Я так и понял! – Разулыбался Хинц. – Деревенская? Из Теплиц или Озерков?

– Из Благодатного. – Наверняка такая деревня тут есть. Не счесть в стране Сосновок, Березовок, Ивановок и Первомайских. Правда, не знаю, есть ли тут сосны и березы, но Первое мая тут точно не празднуют. Да и Рождественки и Троицкие отпали в полуфинале. Но Щедрое, Сытное и Разгуляево должны быть.

– Ох, и занесло тебя! Из-под самых Ледянок, да в Ниваса́м!

Сочла за лучшее пожать плечами. Географию отец Мозер нам не читал, ни к чему забивать голову, если невест растащат по разным мирам.

– Ну вот, пришли, вон ваша киновия[1]! – Хинц указал рукой на здание с узкими окнами самого неприветливого вида. – Мужчинам за ограду нельзя.

– Спасибо! – я торопливо побежала по дорожке, громко стуча деревянными подошвами.

Забежав за дерево, стащила стукалки и успокоила дыхание.

Подожду минут десять и спокойно пойду домой. Хватит с меня на сегодня приключений. Мне еще кроссовки достать надо. Возможность передвигаться бесшумно дорого стоит. А я совершила святотатство, засунув свои кроссовки в дыру в белом молитвенном камне. Не могла придумать, куда их спрятать. Завернула в белую ткань, и засунула.

[1] Киновия – общежитие в монастыре, христианская монашеская коммуна.

Глава 22

Кипарисовый дворик встретил меня тишиной.

Ну, этого и следовало ожидать. Руш оттрепал Куша, и они унесли Вирра к себе. Правильно и логично. Пусть им там кошечки ссадины вылизывают, и все остальное, что пожелают. А я не буду вспоминать, не буду печалиться и вообще, жизнь прекрасна. Котов много, а я у себя одна.

Умница Легретта оставила зажженный светильник и поднос с ужином на столе. Правда, все давно остыло, но аппетит был после прогулки просто зверский. Так что даже холодная каша с мясом и ржаной хлеб с сыром пошли на ура.

Поплескалась в бочке с водой (слава подогревающим артефактам!), и задумалась: спать голой или в сорочке. Она была несвежая, а чистое белье Легретта не принесла. Брезгливость победила, и я кинула сорочку в корзину.

В этот момент теплые руки закрыли мне глаза. Чужое дыхание пощекотало шею.

– Угадай, кто, – игриво шепнули на ухо и лизнули его.

– Отец Певериль? – сказала из чистой вредности и продолжила перечисление. – Отец Мозер? Отец Кандид? Отец Аллас? Брат Стур? Брат Орм? Брат Хинц?

– Мать моя кошка! – восхищенно выдохнули сзади. – Ты настолько ненасытна?

Ладошки исчезли, и я быстро обернулась. Куш стоял, моргая и теребя пояс теперь уже малиновых шаровар.

– Что за явление блудного кота? – спросила спокойно, а сердце вдруг сделало кульбит. – Ку…

Я хотела спросить о Вирре, но не успела. А потом и не захотела. Целовался Куш так, что я бы отдала ему первое место на конкурсе поцелуев! Не слишком напористо, как будто хотел сожрать, не слишком мягко, будто сомневался, не слюняво, ровно так, как было нужно и нравилось мне!

Гормоны яростно выплеснулись в кровь и затоптали остатки здравого смысла.

– Вирру пришлось трудно, он ставил первую связь, обычно это делает старший, а теперь легче, ты чувствуешь меня.