Патриот. Смута. Том 5 - Евгений Колдаев

— это полный мобилизационный потенциал. Наверное. А сколько из этих людей уже воюют? Сколько из них находятся сейчас в Москве, в войске Шуйских, собираемом для деблокады Смоленска? Скорее много. Сколько разбежалось после смерти Скопина и пока не думает возвращаться домой?

Кто-то из них служит кому-то иному. Ушел разбойничать или отвалился в пользу Дмитрия?

Кто же разберет.

Поэтому, перспективы союза с Рязанью были в теории весьма положительные, а на практике… Неясно было — что сможет выставить Ляпунов здесь и сейчас. За год — да. Он к одиннадцатому соберет уже мощь всего юга.

А пока что…

Я бы не рассчитывал больше чем на пять тысяч, а объективно примерно вполовину от этого числа. То есть, уже как и нас самих. Две, может, три тысячи, которые реально можно вывести в поле и использовать как кулак, а не как вспомогательные войска. Обоз и прочие небоевые формирования, сверху.

Ну и скорость.

Даже если все это двинется к Туле, к Серпухову. Оно может завязнуть в боях с отрядами Пожарского, страдать от налетов разбойников. И плестись десятки дней.

— Ну так что? — Я вывел себя из задумчивости и повторно задал вопрос Федору.

— Сложно, Игорь Васильевич. Ох, сложно. Тут же как…

— Да понимаю я, понимаю все, Федор. Да и раз не решился он помогать нам, на татар идти, то, может, и не нужно это. Но понять хочу. Сколько на востоке от нас сил. Сколько может и нас поддержать и во фланг ударить.

Служилый человек покачал головой, пожал плечами, протянул неспешно.

— Думаю, ну тысячи три сейчас при нем есть. Это те, кого быстро поднять можно. — Мои домысли подтверждались словами человека Смутного времени. — Многие рязанцы в Москве. Кто-то у Дмитрия. Кто-то черт знает где.

— Все так. Согласен с тобой. Что еще видел? Что скажешь?

У меня был конкретный вопрос, конечно. Про монастырь и посланцев Мстиславского. Боярин Лыков-Оболенский, где он сейчас, что делает? Когда к Серпухову пойдет? Уж очень интересовала меня эта информация.

Но откуда это знать гонцу?

— Видел, да что. — Он сокрушенно мотнул головой. — Истосковалась Земля Русская по руке твердой. Чувствуется, что Царя нет. Разбойников много. Деревни, хутора, посады, пожженные стоят. Торговли почти нет. Лиходеи, убийцы, тати разные. Крестьяне, даже те, что не холопы. До жалкого состояния доведены. От голода мрут, по весне. Хлеба найти и то сложно. — Вздохнул, продолжил. — Кончать эту Смуту надо. Ой кончать. А то совсем обезлюдим и все ляхам да татарам пойдет.

— Также мыслю, собрат мой. — Поднялся, подошел, хлопнул по плечу. — Пойдем, войска поглядим.

Он резко уставился на печатку, что красовалась на моем пальце на правой руке. В отблеске свечей она была приметна для глаз.

— Это… Это что?

— Да так. — Улыбнулся я. — Дар татарский. Джанибек Герай, хитрый лис. Не мог же он войска отвести от какого-то воеводы простого, безродного. Назвал меня собратом своим, равным себе. Царем Русским. И ушел в Бахчисарай.

— Царем? — Проговорил, словно пробуя на вкус каждое слово Федор.

— Да, а еще старцы Задонские, может, знаешь их, ехал же мимо, Кирилл и Герасим.

— Ага, был у них я. Великие люди. И что они?

— Знамя подарили. — Проговорил спокойно, но реакция сотоварища была все такой же удивленной.

— Знамя?

— Пойдем, собрат. Все увидишь.

Мы выбрались во двор. Здесь была суета, но за воротами ее было еще больше. Готовился обед, а после него войско собиралось сниматься с лагеря и идти к Ельцу. Уже оттуда мы все должны были двинуться на север к Туле.

Утром присяга и если готовы обозы, в путь.

Если нет — еще сутки на сборы. Больше ждать нельзя.

Переход будет непростым. Я это чувствовал. Нужно узнать у местных, что там за поселения и как вообще жизнь происходит.

Все же от Воронежа до Ельца некое представление о местности я имел, а дальше на север, ну только по картам. Да и как-то так выходило, что вроде бы и не было там ничего крупного до самой Тулы. И в эпоху Смуты также или все же какие-то очаги цивилизации имелись. Разобраться надо.

И военный совет нужен.

Тем временем вышли из острога.

Федор смотрел по сторонам, настолько удивленный и ошарашенный, что мне его даже было малость жалко. Здесь же у ворот, спешившись, но придерживая коня, стоял Пантелей. Он хранил мой «Царский» прапор. Упер в землю и смотрел окрест на лагерь елецких служилых людей.

Завидев земляка, он махнул ему, улыбнулся.

— О, рад тебе, Федор. Яков сказал уже. Григорий тут тоже. — Пробасил богатырь. — Скоро будет. Занят пока. С переправой помогает.

— Ладно, Федор. Осваивайся. — Проговорил я. — Дел много, нужно работать.

Хлопнул его, все еще невероятно удивленного по плечу и двинулся раздавать приказы.

Прошло часа два.

Переправа продолжалась. Все же возы тащить через брод было-то еще приключение. Их разгружали, переправляли грузы на лодках, затем уже саму телегу кое-как при помощи коней и людей перевозили по заготовленному переходу. Занимало это довольно много времени.

Коней переправили уже очень много. Почти все боевые и сами всадники. Табунов на левом берегу Сосны становилось все больше. Травы окрест уже и не было. Поели кони, стоя и дожидаясь нас. А теперь еще и удвоилось число животных.

Начал понимать я, что такое бескормица для татарского войска. Я-то всего две с половиной тысячи сейчас поведу на север. Да и не все конные. И у кавалерии далеко не у всей есть заводные лошади.

А степняки — это же на каждого бойца две, а то и три лошади. А у мурз, ханов, беев — пять, семь, десять. Шатры вести. И как прокормить эту орду. Десять тысяч человек — это тридцать — сорок тысяч животных. Сколько травы надо, сколько фуража?

Невероятная работа по снабжению.

Наблюдая за переправой и понимая, что ускорить тут ничего не получится я решил. Раз такое дело и отправление к Ельцу пока задерживается принять присягу присоединившейся части воинства. Все там же, в достаточно удобном месте, на холме, где я бился с Беловым.

Сотни Якова и Тренко сопровождали меня. Лучшая стрелковая и лучшая доспешная. Элита моего воинства.

Елецкие сотни построились. Видно было, что не муштровал их мой француз. Но, все это мы обсудим. Видимо, один день на подготовку и слаживание потратить придется.