Русь непокоренная. Нашествие - Денис Старый

Да, я уверен, что мы богачи. Правда, возникает резонный вопрос: почему же я, такой богатый, сегодня ел пюре из корней камыша? И почему, чтобы это блюдо, по вкусу больше напоминающее мёрзлую картошку, можно было глотать, а не выплёвывать, его сдабривали не солью, а очищенной солоноватой золой?

Напалили орешника, собрали золу, залили её водой, процедили получившуюся жидкость, выпарили. Если для вкуса, то вполне даже нормально. Знать бы ещё, есть ли в этой приправе хоть сколько-нибудь полезных свойств. Ну, по крайней мере, мы едим уже не пресную пищу.

Впрочем, сильно увлекаться вырубкой орешника тоже нельзя. Там до сих пор ещё можно набрать орехов. И предполагаю, что много их сейчас ещё лежит в лесу, зверьё не все запасы подобрало. Пушистиков в лесу я видел. И белок и куниц.

— Готово, голова, — прервал мои размышления Мстивой.

И такой яркой краской на его лице выведено было недоверие, что я не мог не спросить:

— Не нравится тебе моя задумка?

— Обряжённые в доспехи бабы — это уже лишку ты хватил, — ответил мой заместитель.

— А ты одоспешенным бабам и мужикам дай перейти на другой берег Дона. Да и поглядим, сгодится ли моя задумка, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе звучала уверенность.

На самом деле я и сам несколько сомневался. Нужно же и спрятать бабьи косы, и грудь, чтобы не выдавали особо. Однако, когда Ведана узнала, что я задумал, то успокоила свой смех и заверила меня:

— Цыцки спрячем, ужмём.

И слова ведьмы звучали так убедительно, что я решил ей довериться. Эта цыцки ужмет! Хотя у самого были крамольные идеи, как бы эти женские груди помять да попробовать их уложить аккуратно, чтобы издали не было видно.

Признаться, вопросы межполового общения меня несколько начинают тревожить. Особенно на фоне того, что чуть ли не все молодые женщины смотрят на меня с вожделением. Такой ли я неотразимый красавчик? Ох, хотел бы верить, но я не обманываюсь

Женщинам, которые потеряли своих мужей во время взятия Рязани, но сами при этом умудрились выжить, хочется мужского плеча. Тем более, что я в нашей общине — что-то вроде головы, человек со статусом. Если захочу, то начну напрямую распоряжаться теми нехитрыми съестными припасами, которые у нас есть и которые мы сейчас добываем. А это значит, что я уж верно смогу прокормить и женщину, и её детей. Так что это, скорее, вопрос выживания.

Но я пока что подобной популярностью не пользуюсь в своих интересах. И все чаще думаю, что не зря ли…

Минут через двадцать абсолютно нестройный ряд ратных людей в сверкающих доспехах, с мечами и топорами наперевес, стоял метрах в пятистах на левом берегу реки.

— Да… — многозначительно произнёс Мстивой. — Завидела бы такое воинство татарва — ни в жизнь не пошла бы на Рязанскую землю. Испужались бы.

Шутка была так себе. Да и сам воин скривился. Наверняка сразу же встали перед глазами страшные образы разрушенного города и убитых людей.

Вместе с тем, если б я не знал, кто именно стоит в полукилометре от меня, то воспринял бы это воинство за настоящее. Шлемы скрывали девичьи и мальчишеские лица. А мужики, наши ремесленники, которые оружие держать в руках толком не умеют, были ещё и бородатыми. Это придавало брутальности. Так что, если их поставить вперёд, то вполне можно принять издали за крепких воинов.

— С Божьей помощью, может, и сработает, — уже меньше скепсиса было в голосе Мстивоя.

— Но тебе же и сделать так, чтобы это всё сработало, — сказал я, поворачивая голову так и сяк, чтобы удостовериться, что никто не заподозрит женской груди под этими пластинами.

Нет, не видно. И доспехи не висят мешками, словно бы и по размеру. Наверняка у каждого и у каждой под доспехами немало напихано тряпок, чтобы казаться больше. Тут уж почти любой бюст, кроме самого выдающегося, спрятать можно.

— Голова! — в наш разговор с заместителем ворвалась Акулина. — Отчего же все бабы обрядились в броню, а мне и не дали? Ведана сколь-сколь мяла мне цыцки, а всё одно отправила в сторону.

Дамочка подошла ближе и шепнула:

— Вот ты бы и помял, так я и не прочь.

Я посмотрел на неугомонную женщину и сглотнул слюну. Она еще и распахнула шубейку, демонстрируя то, что, видимо, даже ведьма не смогла перевязать, перетянуть полотном, чтобы не было видно. В женских размерах я не особо понимаю, ни разу не помню, чтобы покупал бюстгальтеры. Но то, что размерчик больше, чем сжатые обе мои ладони, точно.

И ведь сама Акулина была бы не прочь. Правда, когда прозвучал намёк, что жениться я не хочу, то и она несколько охолонула и теперь, по большей части, сторонилась меня.

Но не теперь.

— Эй, сотник! — возмутилась Акулина, глядя на Мстивоя. — Ты куда глядишь? По нраву ли тебе?

При этом женщина ещё и выпрямилась, пуще прежнего демонстрируя свои шикарные формы. Видимо, моего заместителя тоже начинает накрывать нехватка близости с женщиной.

И это не могло не радовать. Мне показалось, что он настолько поглощен скорбью по погибшей своей семье, что и ни на одну девицу не посмотрит. А тут, гляди-ка, ожил.

Человек, если долго держит горе, то поедает сам себя, калечит. Горевать нужно, но и жить продолжать при этом просто необходимо. А жизнь в чём заключается? Во всём, и в тех похабных взглядах на женские прелести, в том числе.

Вот же стервь! Стоит Акулина, придерживает полы шубы, чтобы ненароком не закрыть нам обзор. На меня зыркает: мол, смотри, Ратмир, какая лебёдушка от тебя уплывает, да в руки Мстивоя.

Насколько он меня старше? Лет так на пятнадцать, иль больше. Акулина же — ещё та молодая стрекоза: хоть и с детьми, но по моим понятиям словно подросток. Восемнадцать точно есть, но не так, чтобы сильно больше.

Умудрённый воин, у которого уже и седина в бороде появилась, стоял и, не моргая, смотрел на то, что ему предлагалось для мужской оценки.

— Да будет уже! — сказал я, подходя к девушке и стягивая полы шубы. — О деле думать нужно.

Мстивой смутился. И, чтобы перевести тему, тут же сказал:

— Прав ты, голова. Можно с теми бродниками вести разговор, коли они узреют