Русь непокоренная. Нашествие - Денис Старый

не развивалось уже потому, что не было противника, который на эти стены решил бы залезть. Города брались лишь только изнурительной осадой или при помощи каких хитростей, крайне редко были приступы.

Мы залегли и принялись ждать. Нужно было посмотреть, когда солнце войдёт в свои права, сколько у наших соседей человек, способных держать оружие. Какое вооружение они с собой носят.

Я же надеялся даже на то, что смогу понять людей, сходу рассмотреть, насколько они могут быть воинственными. Так что ждём…

* * *

Между Коломной и Москвой

3 января 1238 года (6748 от сотворения мира)

Евпатий Коловрат собрал Военный Совет. Нужно было обсудить и прошедший бой, и то, куда двигаться дальше. А поговорить было о чём.

— Куда же нам деть столько коней? — спрашивал сотник Шабека, командовавший личной конной дружиной боярина Коловрата.

— Что ж, каких-то зарежем и будем есть, — решительно и безапелляционно сказал предводитель мстителей.

— Да как же так, боярин. Коня в еду? Да будто и не русичи мы, — возмутился сотник Андрей.

Евпатий Коловрат посмотрел на своего друга с вызовом. Боярину не понравилось, как Андрей поперёк слова боярского говорит. Кого другого уже мог бы Коловрат и на поединок вызвать. А это, как знали почти все в отряде — верная смерть.

— А ты пойди, пошукай, хлебушка найди! — сказал Коловрат.

Андрей замолчал. Действительно, в большом отряде Ипатия Коловрата, насчитывавшем до последнего сражения тысячу семьсот ратников и охочих людей, уже не были сытными запасы.

Да, некоторую еду удалось добыть с последнего боя. И даже Андрею не столь гадким казался творог степняков, и не таким вонючим мясо, что ели монголы. А ведь мясо то вялилось под конским потом и под монгольским седалищем.

Они засовывали куски мяса под седло, перед этим смазывая его солью, и так оно вялилось с неделю или даже дольше.

— А тебя не смущает ли, Андрей, что и вяленое мясо монгольское — это конина? Я так сказал! Будем есть коней! И больше к этому вопросу не возвращаемся. Коней много, людей у нас остаётся ещё немало, хлеба же, к коему привыкли, вдоволь добыть у нас не получится, — сказал Коловрат, и больше никаких возражений быть не могло.

Слово боярина было железным. Иной, если бы возразил Евпатию, уже мог бы понести наказание. Но и предел доверия у дружбы ещё закадычных товарищей по детским шалостям также имеется.

— Подсчитали, сколь много ратных мы потеряли? — спросил Коловрат.

— Почитай, что три сотни убитыми и пораненными, — с сожалением сказал сотник Мирон.

Да, потери были большие. Монгольская тысяча оказалась зубастой. Даже молодняк их так просто не сдавался, а умирая, некоторые всё равно умудрялись пускать стрелы вслед русским ратникам.

Но в расчёт потерь брались ещё и те, кто ногу сломал или руку. Были и те, кто с лошади упал. Всех раненых, кто не может держаться в седле, Евпатий отправлял прочь из отряда.

Да, это было жёсткое, может, и жестокое решение, но его отряд должен быть быстрым, а не отягощённым стонущим обозом. Тем более, что и лечить-то особо некому было.

— Отправляйте тех пораненых, кто сам может идти, в Москву. Их там, с Божьей помощью и молитвами старым богам, поставят на ноги, смогут молодцы ещё показать себя в ратных подвигах. Воевода Филипп Нянька примет всех, — сказал боярин Коловрат.

Своими словами он сразу показал — мол, согласен, чтобы отряд пораненых примкнул к ратникам, что готовят Москву к обороне.

— Пополнение есть? — спросил Евпатий.

— Три десятка ратных нашли. Баб и детей отправили также в Москву. С тобой остаться желают. Один из них говорит, что знает тебя. Да и я его знаю, — сказал Андрей, задачей которого было отбирать людей на службу.

Отряд Коловрата, когда вышел из Чернигова, насчитывал чуть более тысячи человек. Перед последним боем было тысяча семьсот. К Мстителям присоединялись многие разбитые монголами ратники. Одни шли в Москву или сразу во Владимир, другие, прослышав, что знатный рязанский боярин мстит за поругание Рязанской земли, спешили к нему присоединиться.

— И кто же это знает меня? — спросил Коловрат.

— Десятник старший дружины князя нашего Юрия Ингваревича — Жировит, — сообщил сотник Андрей.

Евпатий усмехнулся.

— Живучий, гад! А что ж. Дай ему десяток. На более не потянет. И не знаю, за что его князь наш, уже почивший, держал. Нескладный он человек, — сказал Коловрат. — А, нет, пущай придет. Может еще что скажет нового, как Рязань легла.

Уже через десять минут Жировит стоял перед Коловратом. Евпатий сидел на подушках, как тот хан, а вот Жировиту не предложил сесть.

— Что знаешь ты, десятник? — спросил Евпатий, закатывая глаза и борясь со сном.

— Знаю… Как говорил русич один, предатель, при темнике Себедейки, что отряды ордынские идут через Плешивую гору. И что собираются они к Москве, — выпалил Жировит.

Коловрат переглянулся со все еще находящимся рядом, с Андреем. Такая информация уже доходила до Евпатия. И это было вполне логичным. Ведь там рядом уже начинается река Москва. По льду ее и можно дойти.

— Еще я знаю, что не все, как ты мстить решили. Взял, освободил баб и детей, та повел их к Дону. Сбежал. Ты же знаешь десятника Ратмира? Ну того, что из лука бьет лучше за Андрея-сотника, — сказал Жировит и поймал на себе строгий взгляд со стороны лучника.

Действительно, из трех раз, когда два лучших лучника, Андрей и Ратмир, соревновались, дважды одерживал победу Ратмир.

— Добрый вой. И не думаю я, что испугался. Видать чего задумал, — сказал Евпатий, зевая.

— Так он баб с детишкам и спасал, — неожиданно для себя сказал в защиту Ратмира, Андрей.

— Ступай, Жировит! — отмахнулся Коловрат, подождал немного, и уже наедине, обратился к Андрею: — Уже второй, кто говорит про Плешивую гору. И ордынцы то подтверждали… Мы не найдем боле больших отрядов. А распылять силы на мелкие — не с руки. Нужно еще тысячу разбить. И тогда Батый начнет сам гонятся за нами.

— Нешта неспокойно мне от такого решения, — сказал Андрей.

— И мне… Но предложи что иное, — сказал Коловрат и тут же, прямо сидя, уснул.

Два дня без сна, бой, а теперь вот совет. Коловрат каждую минуту сопротивлялся сну, считая это зря потраченным временем.

Но порою тело может