Архитектор Душ IV - Александр Вольт

Из самой глубокой тени, из-за алтаря, куда не доставал свет свечей, метнулось что-то. Рваное, сломленное, но полное последней, отчаянной ненависти.

Один из культистов. Я видел его психею ранее, и она почти перестала трепыхаться от ранения, но теперь вспыхнула снова, как уголек, на который плеснули бензином. В его руке блеснул зазубренный, кривой клинок ритуального ножа. Он не бежал — он волочил перебитую ногу, но двигался с ужасающей скоростью, ведомый желанием забрать с собой хотя бы ее.

Когда он оказался в двух шагах от алтаря, я понял — никто не успеет, ни Грим, ни Фауст, ни Главный. У меня не было времени ни чтобы добежать, ни чтобы банально вскинуть рук и прицелиться.

Времени не было вообще.

Я не думал. Не строил энергетических мостов, как при первых тренировках, не посылал импульсов. Я просто действовал. Рефлекторно. Все мое существо сконцентрировалось в одной точке и выплеснулось наружу.

Я выбросил вперед правую руку, сжав ее в кулак, словно наносил удар.

Это был не физический удар, но я ощутил его всем телом. Ощутил, как нечто тугое, невидимое, но абсолютно реальное сорвалось с моих пальцев и пронзило пространство. В голове взорвалась боль, да такая острая, что перед глазами потемнело. Металлический привкус во рту стал таким сильным, будто я разжевал пригоршню медных монет до состояния крошки.

Культист, уже занесший нож над Шаей, застыл на полушаге. Его тело выгнулось назад словно от чудовищного, невидимого удара в грудь. Нож с глухим звоном выпал из разжавшихся пальцев. Его глаза, до этого горевшие фанатичным огнем, остекленели, превратившись в два мутных, ничего не выражающих круга. Он открыл рот, но вместо крика из него вытекли струйки густой темной крови.

Он стоял так секунду, другую, а потом просто рухнул навзничь, тяжело, как срубленное дерево.

Я стоял, тяжело дыша, и смотрел на свои руки. На правую руку, которая все еще была сжата в кулак. Она дрожала. Мелко, неконтролируемо. Я только что убил человека. Без оружия. Без прикосновения. Просто силой приложенной магии.

— Интересная техника бесконтактного боя, — заметил ровным голосом Фауст, хлопнув меня по плечу. Ноги дрогнули, но я устоял. Резервуар был если не почти пуст, то где-то очень близко к этому.

— Кстати, коронер, ты мне еще с прошлого раза не показал тот прием, когда Богуна скрутил на ровном месте, — добавил Грим.

— Покажу. Обязательно покажу, — ответил я, все еще находясь в легкой растерянности.

Главный смотрел на меня без единой эмоции на лице, после чего подошел и встал рядом.

— Понятия не имею, что здесь случилось.

— Вы кто? — ответил я, чуть улыбнувшись.

Он прикрыл глаза и хмыкнул в ответ.

— Давайте выручать нашу пленницу.

Шая.

Она медленно приподняла голову. Ее темные волосы, спутавшиеся и влажные от пота, разметались по серому камню. Глаза, огромные и темные на бледном лице, смотрели не на меня, не на бойцов. Они смотрели в сводчатый, покрытый копотью потолок, словно пытались разглядеть сквозь него звезды. Тяжело было понять, что конкретно было у нее на уме, но мне показалось, что в ее глазах плескался не столько ужас пережитого, сколько недоумение. Вот такая сложная эмоция.

Я сделал шаг к алтарю, потом еще один. Ноги слушались плохо, каждый шаг отдавался глухим ударом в висках.

— Нужно снять кандалы, — сказал я чуть хрипло, коснувшись одного из железных колец, стягивавших ее запястье.Ее взгляд медленно переместился с потолка на меня. Эльфийка откашлялась.

— Ключи… были у одного из них, — выдохнула она, и в ее голосе уже прорезались знакомые нотки. — Будьте так добры, снимите меня побыстрее. У меня уже вся задница отмерзла на этом камне.

Такая неожиданная фраза, произнесенная с безупречной аристократической интонацией посреди залитого кровью подземелья, подействовала на всех, хотя и казалась немного неуместной.

Главный едва заметно качнул головой. Грим и Фауст, до этого стоявшие чуть в стороне, переглянулись.

Началась методичная работа. Мы вчетвером принялись обыскивать тела культистов. Это было омерзительно. Дешевая, грубая ткань их балахонов была влажной от пота и крови. Из-под капюшонов на нас смотрели пустые, остекленевшие глаза людей, чьи лица были искажены посмертными масками.

Не сказать, что такой процесс был для меня в новинку, потому что иногда на стол попадали тела, которые едва-едва успели остыть. Но сам факт, что к смертям тех людей я не был причастен, а здесь… здесь я был чуть ли не тем, кто у них эти жизни отнял. Но та часть громовской сущности, что почти слилась со мной, подсказывала мне лишь одну простую вещь: либо ты, Виктор, либо тебя. А своя шкура, естественно, всегда была ближе к телу.

Ключи нашел Фауст в кармане упитанного адепта, лежавшего у самого алтаря. Тяжелая, ржавая связка. Он подошел к Шае, вставил ключ в один из замков. Механизм по-металлически лязгнул и освободил конечность. Затем второй, третий, четвертый.

Она медленно, с видимым усилием села, свесив ноги с алтаря, затем так же медленно сползла на пол. На ней было лишь нижнее белье, которое на ней оставили культисты. Босая. Она постояла секунду, пошатываясь, и принялась растирать затекшие запястья и лодыжки.

Рядом с алтарем, сброшенные на пол, валялись ее вещи. Я поднял их. Ткань плаща и куртки была холодной, влажной и пахла пылью. На рукаве темнело несколько капель крови.

— Спасибо, — сказала она, принимая одежду. Ни тени смущения, ни намека на стыдливость. Она просто брала то, что принадлежало ей, с той же деловитостью, с какой солдат принимает из рук оружейника свою винтовку.

Пока она одевалась, отвернувшись от нас, я невольно задержал на ней взгляд. Моя профессиональная любознательность, та часть меня, что была Алексеем Воробьевым, препарировавшим аномалии, отметила линии ее тела. Гибкая, сильная спина, длинные, стройные ноги. Ладно сложена для эльфийки.

Хотя… что вообще означало это «для эльфийки»? Я впервые в жизни видел полуобнаженную представительницу этой расы.

Она быстро натянула на себя вещи, завязала шнурки на ботинках. Затем выпрямилась, провела рукой по волосам, убирая с лица спутанные пряди, и обвела всех нас долгим, внимательным взглядом. Ее глаза задержались на Гриме, на Фаусте, на неподвижной фигуре Главного, на мне. Она считала. Ее губы беззвучно шевелились. И когда счет не сошелся, на ее лице впервые с момента освобождения отразилась эмоция. Непонимание и