Крылья за спиной - Саманта Миллс

голова, но она стояла на своем: это был первый раз, единственный раз. Он ей не верил. Она бы тоже не поверила. И чем дольше Тескодой ее допрашивал, тем туже затягивалась на горле еще одна нить отчаяния: крылатый не должен допрашивать другого крылатого.

Только один человек имел достаточно высокий ранг, чтобы допрашивать Земолай.

– Когда вернется Меха Водайя? – наконец спросила она.

Впервые она добилась от него настоящего чувства – презрения.

– Она уже здесь, – процедил Тескодой. – А теперь расскажи еще раз. Как отреагировал Хай Савро, когда ты его отпустила?

И тут ее охватил настоящий страх. Водайя находилась в башне, но все равно поручила арест Земолай крылатому Тескодою, как будто она даже не воин. Как будто она обычный гражданин. Будь в желудке Земолай хоть что-то, помимо кислоты, ее бы вывернуло прямо на колени.

– Отвечай на вопрос, – велел Тескодой.

– Когда придет Водайя? – помотала она головой, ошеломленная.

Это был неправильный ответ.

– Не поминай голоса всуе! – Тескодой толкнул ее. – Не смей игнорировать вопрос крылатого!

– Я должна поговорить с ней, – ахнула Земолай. – Ты обязан дать мне поговорить с ней.

Тескодой ясно показал, что думает по этому поводу. Если Земолай и молилась, то с одной-единственной мыслью: Водайя все исправит.

Миновал еще день, а может, час – по ощущениям длиною в день, а то и в неделю. Освещение не менялось, и внутренние часы Земолай отказали. Спину пекло, жар концентрировался в келоидных рубцах, кольцами охватывавших порты для крыльев. Боль проникала в кости, пульсируя в позвонках знакомой песней. Лишенное привычной дозы мехалина тело отторгало искусственные нервные соединения.

Если не вмешаться, организм Земолай вскоре начнет разбирать импланты на запчасти.

Дуновение прохлады вывело ее из лихорадочной дремы. Дверь отворилась, и Земолай узнала вошедшую.

Наконец, наконец, наконец-то!

Меха Водайя, крылатая более сорока лет, Голос меха-дэвы и проводник ее воли, стояла над Земолай с лицом, исполненным глубокого разочарования. Ее кожаный костюм украшали серебряные и бронзовые накладки, как и подобает Голосу, но не униформа заполнила камеру от пола до потолка, поглотив остаток света, – сама женщина. Водайя всегда была прекрасной и грозной, но годы странствий в царстве богов придали ее коже едва уловимое свечение. Сила переполняла ее от серебряной белизны волос до пыли на сапогах.

Пыль сопровождала Водайю всегда. Голос не считала возможным сидеть сложа руки, пока другие делают работу за нее.

Земолай не видела главную больше месяца, и от этого зрелища у нее перехватило горло, и без того сухое, как песок в пустыне. Она перекатилась на колени и положила ладони на бедра.

– Изволь объясниться, – негромко произнесла Водайя, и каждое слово казалось нитью в удавке.

– Он всего лишь старик, – выдавила Земолай; голос у нее охрип, губы потрескались. – Кухонный работник, цепляющийся за идола своей юности. Никаких признаков мятежа там не было…

– В том и был признак. – Голос Водайи грянул всей тяжестью и необратимостью похоронного звона.

Она не сделала ни шагу, но ее сила толкнулась вперед, пригвоздив коленопреклоненную Земолай к месту.

– Не бывает бывших адептов схола-дэва, как не бывает бывших книжников. Он старик и потому еще больше закоснел в своих привычках. Тебе следовало это понять, Земолай.

Разочарование в ее голосе ранило сильнее, чем любые словесные оскорбления. Волна недовольства накрыла узницу, и Земолай съежилась. Водайя была права.

Она всегда была права.

– После долгого допроса Хай Савро выдал имена своих сообщников. В нашей башне окопалась целая ячейка мятежников. Благодаря твоему состраданию, – и тут в ее тоне прибавилось яда, – он успел предупредить их, прежде чем его схватили. Все четверо исчезли со своих рабочих мест. Сбежали, и неизвестно, какие сведения они добыли, пока находились здесь. Неизвестно, что они затевали и какие планы уже привели в исполнение. В качестве прощального подарка они взорвали бомбу и дотла спалили наш вспомогательный склад.

Не в силах глянуть Водайе в лицо, Земолай уставилась на пуговицы начальственного мундира: каждая из них напоминала серебряный кулачок.

– Мои мотивы были чисты.

Это была ложь, и осознание собственной лжи потрясло Земолай до глубины души. Она не знала, безобиден ли Хай Савро, и ей было все равно. Она не арестовала его потому, что не захотела. А захотела она сказать «нет». Хотела насладиться одним крошечным мгновением независимости, принять решение вопреки правилам.

Жаль только, момент оказался столь неудачным.

Водайя видела это по ее лицу. Конечно видела. Она всегда знала, о чем думает Земолай и что нужно сказать, чтобы вернуть ее в лоно секты. И на миг взгляд Голоса смягчился. В нем проступила знакомая смесь сочувствия и сожаления – так она смотрела, когда понимала, что перегнула палку.

Надежда вспыхнула в груди Земолай. Вот сейчас Водайя выдаст ей задание – нечто ужасное, такое, чтобы одновременно и наказать отступницу, и позволить искупить вину, – и, заново доказав свою преданность, Земолай вернется в небо, а этот унизительный эпизод останется позади. Так всегда бывало.

Но искупления Водайя не предложила.

– Мне жаль, Земолай, но на сей раз я ничего не могу для тебя сделать. Твои мотивы проверят традиционным способом.

И Земолай сломалась.

– Я двадцать шесть лет служила тебе верой и правдой! – воскликнула она.

Водайя возмущенно ударила себя кулаком в украшенную кулачками-пуговицами грудь.

– Мне? – вопросила она. – Ты служила мне?!

Она подалась вперед, так что кончики ее крыльев задели свисающую с потолка лампу и та зазвенела, а у Земолай не осталось выбора, кроме как заглянуть в неумолимые обсидиановые глаза.

– Что ж, в том-то и заключается твоя ошибка. Ты клялась служить меха-дэве, а ей не надо двадцати шести лет. Ей нужна вся жизнь.

Всю дорогу Земолай сражалась. Ее конвоировала пара выспавшихся, сытых, мускулистых охранников. Толку от сопротивления не было никакого, только делалось еще больнее, когда ей заламывали руки и тащили вперед, но она все равно билась, буйствовала и брыкалась.

Земолай сражалась, потому что больше ничего не умела.

Ее заволокли в лифт и повезли наверх; с трудом влекомая древней гидравликой кабина дергалась и раскачивалась. Подъемник был старый, открытого типа, и, не держи конвоиры крепко, Земолай непременно выпрыгнула бы, сбежала, чтобы ее раздавило насмерть между этажами, – конец один, но путь иной.

Она мрачно провожала взглядом каждый из двадцати пяти пустых коридоров. Все уже ждали на крыше.

Потолок раскрылся, словно цветок, и сквозь стальные лепестки они поднялись на самый верх. Земолай выглянула и тут же об этом пожалела. По периметру круглой крыши рядами выстроились сотни человек. Под ногами у них и вверх по краям башни тянулись причудливые волны и