Крылья за спиной - Саманта Миллс

Для наблюдения каждый раз возвращалась одна та же женщина – девочка, едва ли достаточно взрослая, чтобы называться женщиной, – но от двери не отходила, чтобы быстрее удрать, когда Земолай снова выйдет из себя. Как будто пленница могла что-то сделать из-за решетки. «Девочка! Для того-то эти клетки и строили!»

Это была затяжная агония. Пытка. Лучше бы дали ей умереть с достоинством.

Но Земолай не умерла. После каждой жгучей инъекции спокойствие длилось дольше и срывы наступали все более неохотно. Она не понимала как, но ее похитители предотвращали последние стадии мехалиновой ломки.

Вернулись чувства, болезненно острые после долгого отупения. Она слышала, как за дверью шепчутся люди. Значит, помещения маленькие. Возможно, они решили, что она в обмороке. Скорее всего, им некуда разойтись. Рабочие норы?

Вот только у рабочих не водилось свободных комнат, где можно возвести карантинную клетку. Земолай вернулась к версии о заброшенном храмовом коридоре. Или, вероятно…

Она замерла, едва не задохнувшись от ярости. Ярости оттого, что к ней возвращается разум. Ярости оттого, что исцеляется тело. Она была голодна. Умирала от голода. Как человек, рассчитывающий еще пожить.

Гнев переплавился в горе. Лучше бы оставили ее в том переулке, чем так унижать. Только представьте: некогда-крылатая Земолай чахнет в ржавой клетке!

Хай Гальяна вернулась. И подошла почти к самым прутьям. Дверь за спиной она оставила приоткрытой, и где-то там в тусклом свете шел спор. Возбужденные голоса звучали то громче, то тише, накатываясь друг на друга, подобно волнам.

Земолай уже некоторое время бодрствовала, измученная, но в сознании. Боль никуда не делась, но притупилась. Ее больше не лихорадило от воспаления и не трясло от бешенства в мехалиновой ломке.

Она молча ждала, когда девушка заговорит.

– Думаю, ты понимаешь, чем мы здесь занимаемся, – тихо сказала Гальяна. – И почему.

На улице пройдешь мимо и не заметишь. Очередная невысокая, коренастая, разноцветная работница с сине-зелеными волосами, заплетенными в три толстые косы на голове, и старыми шрамами на кистях. Она дрожала, но то, что Земолай изначально приняла за страх, оказалось волнением. А взволновать ее в этой комнате могло только одно.

– Мы исцелили тебя, – произнесла Гальяна.

Земолай повела плечом. Поерзала на ноющих бедрах. Перекинула руку через колено, словно в насмешку, мол, и это – исцеление?

– Ты больше не зависишь от мехалина, – пояснила Гальяна. – Твои хозяева решат, что ты уже умерла.

При этих словах Земолай прошило легкой дрожью тревоги. Никто, кроме высшего командования меха-дэвы, не вводил воинам наркотический коктейль, поддерживавший их в ясном уме и добром здравии. Таково было одно из последствий обретения крыльев. Установка портов обрекала своего владельца на пожизненную зависимость от начальственной аптечки.

– Ты понимаешь, что это значит, – подсказала Гальяна.

В голове у Земолай хранилось много конфиденциальной информации. Стоило Меха Водайе хоть на миг заподозрить, что такой препарат существует вне ее контроля, она бы убила Земолай на месте. И не только воины принимали мехалин для поддержания своих дополнительных возможностей – каждый раненый работник, каждый модернизированный техник, каждый гражданин Радежды, стремившийся к богоподобному совершенству.

Мятежники овладели кое-чем помощнее любого оружия.

У них появилась медицинская независимость.

– Гальяна, подожди нас!

В комнату вбежали еще несколько молодых рабочих, исполненных беспокойства – и таких юных! Ее похитила банда детсадовцев.

Всего их было четверо, в разных стадиях модификации. Земолай мельком отметила длинные ноги, оптику, механические пальцы – приживленные, а не протезы.

(Она снова машинально запоминала, фиксировала, отмечала точки давления и штифты.)

– Тебе не следует приходить сюда в одиночку, – прошептала одна из них, явно с упреком.

– Одной лучше, чем вчетвером, – процедила в ответ Гальяна.

Это выглядело бы забавно, будь Земолай в настроении посмеяться.

– Я Гальяна, – повторила девушка, прикрывая нервозность болтовней, затем по очереди указала рукой на каждого. – Это Хай Элени.

Которая упрекала. Элени отличала кряжистая, по-матерински широкобедрая фигура и фиолетовый отблеск в темных волосах. Явно старше остальных, то есть ей где-то за тридцать (со временем Земолай становилось все труднее определять возраст).

– Это Завет Тимьян.

Худющий, не от мира сего, он прижимал к узкой груди блокнот в кожаном переплете. На встревоженном лице сверкали серебром большие усиленные глаза. Имя дано по рабочему округу, но щуплая фигурка и высококачественные оптические импланты кричали о библиотеке. Земолай не купилась.

– А это Хай Рустайя.

Последний мятежник больше соответствовал ожиданиям Земолай. Модификации у него были дешевые и сляпанные на скорую руку. Уродливые, практичные заплатки свидетельствовали о ремонте за счет завода: скелетообразные ноги, два лишенных плоти пальца. Широкоплечий, с резко очерченными темными бровями, напряженный, недоверчивый. Это тело рассказывало мрачную историю насилия, которая стала бы хитом на меха-вечеринках. Злые, нервные дети – вот они кто.

Чего бы ни ожидала от нее ясельная команда, но всяко не молчания. Они переминались, переглядывались, наполняли воздух между собой старыми спорами и новыми тревогами. Земолай представляла, сколько времени, расходов и риска потребовала ее – как это назвать? – реабилитация. И причина, по которой они стремились ее исцелить; причина, по которой они решились предоставить ей, заложнице, всю эту информацию, тем самым выказав доверие, могла быть только одна.

Им требовалась ее помощь.

– Уверена, ты догадалась, кто мы, – сказала Гальяна. – Хай Савро успел предупредить нас, до того как его забрали. Не дай ты ему этого времени…

Они бы все погибли, а Земолай жила бы себе как раньше. (На миг у нее перехватило дыхание, грудь стеснило, но она не сорвется на глазах у этих детей, она сосредоточится на том, чтобы выбраться, и не станет заглядывать дальше этой единственной цели.)

Когда Земолай наконец заговорила, голос ее звучал хрипло и рвано: несколько дней обезвоживания и воя не прошли даром.

– Есть хочу.

Она снова их разочаровала, но та, что постарше, Элени, сказала:

– Конечно ты голодна. Потерпи минутку.

Элени притащила из соседней комнаты (неудачный ракурс: планировку не разглядеть) походную печь. Судя по виду, варево состояло из мясных консервов и каких-то корнеплодов, но, слава Пятерым, это хотя бы не каша. И еду собирались подать горячей. Гальяна просунула сквозь прутья стакан воды. Земолай залпом опустошила его и тут же вернула, чтобы налили еще.

– Зря это все! – рявкнул Рустайя.

Земолай покосилась на него. Точно. Длинноножка с многолетними заводскими травмами.

– Рустайя… – тихо сказал Тимьян.

– Да вы гляньте на нее, – настаивал Рустайя. – Развалина же. Выгорела на наркоте.

Элени грохнула кастрюлю на плиту, и Рустайя поджал губы, временно присмирев. Да, главной