Салага - Василиса Мельницкая

— Тогда план такой. Ждем, когда пойдет дождь и бежим к усадьбе. Вымокнем, вымажемся… нас и не выгонят. Если в людскую отправят, мордами своими княжеско-боярскими посветите. Скажем, что путешествуем. Машина сломалась… в лесу. Утопла в болоте.

— Рожи, морды… — недовольно проворчал Сава. — Где ты этого нахваталась?

— А кто меня учил, что настоящие мужики не говорят «личико»? — парировала я. — Стараюсь соответствовать.

— Не перестарайся, — посоветовал Матвей.

Дождя ждать не пришлось. Полыхнуло, громыхнуло — и полилось.

Мальчишка не зря советовал идти в деревню. До усадьбы мы отмахали километра три: часть по полям, часть лесом. Из-за дождя по дороге нам никто не встретился. И в саду, окружающем господский дом, было пусто. До парадного крыльца, украшенного портиком, мы добрались без приключений, в меру грязные и насквозь мокрые.

Дверь открыла девушка в темно-синем форменном платье и белом переднике. Горничная. И тут же из глубины дома донесся раздраженный голос:

— Рада, это Иван? Пусть немедленно идет сюда!

— Нет, барыня. Дверью ошиблись, — крикнула в ответ горничная. И сказала уже для нас: — Через двор идите, во флигель, там непогоду переждете.

Я фыркнула. Как в воду глядела!

— Доложи хозяйке, что временного убежища просит боярин Бестужев с товарищами, — произнес Сава.

— Да все одно через кухню идите! — уперлась горничная. — С вас льет, паркет попортите!

— Рада, что происходит?

Из комнат вышла хозяйка. На фотографиях, что я видела, Ульяна Ильинична была значительно моложе, но я все равно ее узнала. Ведь я очень похожа на мать.

— Да вот… — Горничная отступила в сторону. — Говорят, бояре.

Сава представился, Матвей — тоже. Я назвалась Ярославом Михайловым. Рассказывать о машине, утопшей в болоте, не пришлось. Ульяна Ильинична немедленно пригласила нас в дом, а горничной велела приготовить комнату. Но не из радушного гостеприимства это было сделано. Я четко ощущала эмоции Ульяны Ильиничны: раздражение, тревогу, любопытство.

— Скрывать, кто ты, нет смысла, — сказал Сава, когда мы отмыли грязь и сушили одежду, чтобы предстать перед хозяевами усадьбы в приличном виде. — Навряд ли она не сложит два и два. Бестужев, что занял место ее бывшего мужа. Шереметев, что владеет имуществом бывшего мужа. И она может знать фамилию твоего опекуна.

— Если узнала, пусть скажет об этом вслух, — упрямо возразила я.

Ульяна Ильинична ждала нас в столовой, у накрытого к чаю стола.

— Скоро самовар закипит, присаживайтесь, — пригласила она. — Полагаю, вы заблудились, и непогода застала вас в дороге?

— Угу, — согласился Сава.

— У нас две машины. На одной муж уехал в город, должен вернуться к вечеру. На другой мои родители поехали в гости к соседям. — Ульяна Ильинична замолчала, когда в столовую внесли самовар. — Так что помочь вам добраться до города я не могу. Рада, позови детей к чаю. Вы не возражаете? У нас тут… по-простому.

Муж. Дети. Я поняла, что мать снова вышла замуж, когда Матвей передал слова няни о внуках и зяте, живущих в усадьбе. И, наверное, это даже хорошо. Только отчего-то… все же обидно.

Зое семь лет, Макару — пять, Аннушке — три года. Обычные дети, милые и воспитанные. Мои сестры и брат по матери. И на что я надеялась, когда сюда ехала? Ах, да… Выяснить правду о том, что произошло с отцом.

Но не при детях же начинать этот разговор.

В эмоциях Ульяны Ильиничны я чувствовала нарастающую нервозность. Это объяснимо, если она гадает, зачем к ней заявились Бестужев с Шереметевым. На меня она смотрела, но мельком, почти сразу же отводила взгляд.

Сава и Матвей вели разговор ни о чем: светская беседа незнакомых людей, волей случая оказавшихся за одним столом. Надо было что-то решать.

— Ульяна Ильинична, мне надо с вами поговорить, — наконец сказала я. — Наедине.

— Что ж…

Она замолчала, прислушиваясь к шуму в доме. Встала.

— Прошу прощения, я оставлю вас буквально на пару минут.

— Ванька вернулся. Опять с деревенскими в лес ездил. Мама ему задаст, — сообщила маленькая Зоя.

Еще один брат. Я вздохнула и отправилась туда, где шла расправа. Судя по сильным эмоциям, опаляющим кожу, мальчишке либо драли ухо, либо отвесили оплеуху. Сава и Матвей дернулись следом, но я отрицательно качнула головой, и они остались в столовой.

Слуги меня не остановили, попросту никто не встретился по пути. Я без труда добралась до комнаты Вани. Так и есть, он держался за ухо, а мать его отчитывала, обещая розги за непослушание. Когда я кашлянула, оба повернулись ко мне.

Я собиралась настоять на немедленном разговоре, избавив Ваню от расправы. Потом мать остынет и, возможно, накажет его не так строго. Но едва я увидела лицо брата, как все слова вылетели из головы.

Да, брат. Но не единоутробный, как я считала. Родной. Моя точная копия с поправкой на мужской пол. Наверняка, он был среди тех мальчишек на велосипедах, что мы встретили на дороге. Я их не рассматривала, а если на Ване была кепка, то рыжие волосы и не бросились мне в глаза.

Я могла поклясться чем угодно, что Ваня — мой родной брат.

Глава 28

— Какая бестактность! — поморщилась Ульяна Ильинична. — Я же просила подождать.

— Вы запрещаете своим детям общаться с простыми людьми?

Это все, что я смогла выдавить, пытаясь справиться с эмоциями. Так вот в чем дело! Не я должна возглавить род Морозовых! Я — всего лишь инструмент для достижения цели. Теперь все сходится. И не Матвей — наследник рода Морозовых, хоть он и старший сын. Род не прервался, его продолжит Иван. А я помогу ему добиться справедливости и вернуть утраченное.

— Я запрещаю своим детям проводить время в сомнительной компании! — резко ответила Ульяна Ильинична. — Моему сыну не место среди тех, кто курит, пьет и промышляет воровством!

Она была уверена в том, что друзья сына — малолетние бандиты. А Ваня вспыхнул, обида растеклась по комнате огненной лавой. Он точно знал, что мать ошибается, но не мог доказать свою правоту. Не мог отстоять свое право на дружбу.

У меня так и вовсе нет никакого права вмешиваться в чужую семейную жизнь.

— Мне кажется, Ваня не сделал ничего плохого, — произнесла