Справочник существ община г. Тальска - Анна Александровна Никода

Два дня все было относительно тихо. Относительно — потому что определенно что-то происходило, но словно бы исподволь, тайно. Соня это чувствовала по едва заметным изменениям в поведении окружающих, особенно в Нижнем городе — на улицах стало меньше людей, а те, что встречались, выглядели очень целеустремленными — только до магазина и обратно, с работы сразу домой, какие уж тут разговоры по душам, на их пятачке у магазина, где раньше собиралась молодежь теперь лениво лежала в пыли собака. Большая, серо-песочного цвета, она почти сливалась с дорогой, тем более что почти не шевелилась — только смотрела исподлобья, устало положив голову на вытянутые лапы. Выделялась только полоска зеленой краски на загривке — может, кто-то случайно зеленку пролил, а может, дети шалили. Агрессии от нее, вроде бы, не исходило, но поди пройди мимо такой зверюги — она и в лежачем-то положении доставала Соне до колена. Лохматая, что медведь. Ей, наверное, было жарко, но со своего места она не уходила. Сердобольная Соня на второй день отрезала от бутылки-пятилитровки донышко, налила воды и осторожно поставила чуть в отдалении, в тени кустов. Собака удивленно покосилась на нее и с места не сдвинулась.

— Ну и сиди там, — обиделась девушка.

Бориса она не видела, в музей он не заходил, Матвей тоже исчез, зато с утра пораньше в переулке уже стоял пикап Левина. Об этом сообщил Михаил, к удивлению Сони дисциплинированно явившийся в половине восьмого. Она даже растерялась, не зная, что ему поручить.

— Давайте я пока забором займусь, — предложил он. — Не дело это, когда даже курица его перейти может.

— Только я понятия не имею есть ли у бабушки инструменты, — предупредила она, чувствуя себя до крайности глупо. Прав, наверное, был Андрей, когда говорил, что ее дело — труд интеллектуальный, а все хозяйственные вопросы лучше оставить мужчинам. Правда, она ни разу и не видела чтобы он таковыми вопросами занимался…

Вдвоем с Михаилом они растрясли хлам в пристройке к коровнику и все-таки нашли и молоток и пилу и даже плоскогубцы. Уже убегая на работу, Соня остановилась на крыльце, неуверенно зажав в руке ключи. Она собиралась вернуться в обед, но не держать же человека все это время на улице?

Михаил посмотрел на нее пристально:

— Уверены?

— Брать там нечего, — пожала плечами Соня. — А соседку я предупрежу. Если вы вдруг захотите холодильник вынести (Бирюса, между прочим, ядерную войну переживет) — она встанет на его защиту грудью.

Словно почувствовав, что речь зашла о ней, тетка Тома объявилась собственной персоной. Хлопнула дверь соседского дома, раскричались выпущенные из курятника куры, а затем над покосившимся забором выросла ее встрепанная шевелюра, еще не покрытая привычным платком.

— Софик… — что она хотела от Сони в такую рань так и осталось неизвестным: едва увидев рядом с девушкой мужчину, соседка булькнула, охнула и, судя по звукам, навернулась со своей подставки. И на настойчивые вопросы только отмахивалась неловко: — Да ничего, деточка, ничего, ты занята поди…

«Опять сплетни пойдут» — тоскливо подумала Соня.

То ли присутствие Михаила было тому причиной, то ли ее попросту решили не включать в список посвященных, но почти всю следующую неделю никто через забор не заглядывал, в переулке не караулил и вообще стояла такая тишь да гладь, что зубы сводило. Пикап уехал, пока она была на работе, и больше не появлялся, зато вечером, возвращаясь домой, Соня обнаружила в переулке катафалк Дракулешти. Это ее изрядно взбудоражило и во двор она влетела, ожидая увидеть сцену побоища, но нашла только Михаила на крыльце — он спокойно строгал какую-то деревяшку, вокруг все было в опилках, часть забора, отделявшая ее от тетки Томы, была выровнена и выправлена, а другая — наоборот снята и лежала штабелем неопрятных досок вдоль малиновых зарослей.

— Никто не приходил? — вопрос прозвучал нервно и Соня тут же об этом пожалела, наткнувшись на внимательный изучающий мужской взгляд.

— А должен был? — осторожно уточнил Михаил, вставая. День был солнечный, хоть и ветреный, и он успел загореть докрасна — футболка висела на периллах крыльца, а на белой коже плеч хорошо были видны красные пятна. Заметив, куда она смотрит, он пожал плечами:

— Может быть, я и правда какой-нибудь ученый? Который солнце видел только по телевизору. Сидел себе в кабинете, книжки писал… — тон у него был не очень уверенный и Соня тоже хмыкнула скептически — таких мышц у кабинетных ученых не бывает.

— Идемте, намажем вас облепиховым маслом, — вздохнула она.

— Лучше простоквашей, — авторитетно раздалось позади. — Бабушка говорила, так оно эффективнее… Бабушка… Бабушка! Вот видите, не зря я к вам пришел!

У сделался такой гордый и счастливый вид, будто наличие бабушки (даже имени которой он так и не вспомнил) было личным достижением.

В остальном вечер прошел на удивление спокойно и даже как-то по-домашнему — машина Мирчи все еще стояла в переулке и Соне не хотелось оставаться одной, так что она позвала Михаила на ужин. Тот радостно согласился и, откусив громадный кусок от соленого огурца, пояснил:

— Вы простите, но столовская еда у меня уже поперек горла стоит.

Оказалось, все это время он питался в благотворительной столовой при храме и ей даже совестно стало за свои корыстные интересы. Вот у человека — горе, а у нее что? Соседи страшные?

Ел он при всем при этом удивительно аккуратно — движения были точные, скупые: взял картофелину, срезал верхушку (а давайте я вам ножи наточу? А то смех же один…), посыпал солью и откусил ровно половину. Еду он пробовал с интересом, все еще, видимо, экспериментируя — понравится или нет? Пока явных предпочтений заметно не было.

Так они и сидели — Соня с неожиданным удовольствием наблюдала, почти не ела сама, и мужчина напротив, с эполетами из сметаны на плечах.

Ушел он уже по сумеркам, отмывшись в душе от сметаны и снова натянув футболку — та, правда, от холодного ветра на улице мало спасала.

Следующий день прошел в том же размеренном ритме, забор был выправлен, а Михаил перешел собственно к дому, занявшись для начала наличником. Соне даже стыдно стало — действительно ведь работает человек, а она даже заплатить ему не может. Впрочем, непохоже, что он вообще