Инженер 2: Тульские диковинки - Алим Онербекович Тыналин

Сел за свободный стол у окна. Подошел половой, молодой парень в фартуке, волосы зачесаны назад, лицо чистое, гладко бритое.

Низко поклонился:

— Здравия желаю, ваше благородие! Что прикажете?

— Щи, жаркое из говядины, пирог с капустой. Чаю потом.

— Слушаюсь! — Половой записал заказ на грифельной доске, побежал на кухню.

Я посмотрел в окно. По улице шли люди, проезжали телеги. Напротив лавка с иконами, в окне выставлены образа: Спаситель, Богородица, Николай Чудотворец.

За соседним столом слышался разговор купцов. Один говорил, остальные слушали:

— … а цены на железо опять подскочили. Московские купцы запросили семьдесят рублей за пуд шведского. Раньше пятьдесят стоило!

Второй вздохнул:

— Война, все подорожало. Теперь настал мир, а цены не падают.

Третий добавил:

— Зато заказов больше. Вот Баташев самовары делает, не успевает. Москва, Петербург берут, даже в Европу отправляют.

Половой принес щи в чугунке, поставил на стол. Хлеб в корзинке, деревянную ложку, солонку. Щи густые, жирные, с мясом, капустой, картошкой. От них валил пар, вкусно пахло.

Ел не торопясь. Щи отличные, наваристые, с кислинкой. Хлеб свежий, мягкий.

За другим столом мастеровые говорили о своем:

— … а начальник наш, Иван Семеныч, совсем зазнался. Работы требует, а плату задерживает. Уже второй месяц должен!

— Эх, были бы другие места… Пошел бы, не раздумывая.

— Куда пойдешь? Везде так. Только на заводе платят исправно, да туда не попасть. Очередь из желающих.

Половой принес жаркое, куски говядины в луковом соусе, жареная картошка, соленые огурцы. Пирог с капустой румяный, горячий, ароматно пах маслом.

Все съел, запил чаем из большого стакана в подстаканнике. Чай крепкий, сладкий.

Расплатился за все вышло двадцать копеек. Половой поклонился:

— Спасибо, ваше благородие! Милости просим еще!

Вышел из трактира. Солнце клонилось к западу, уже часа три или четыре пополудни. Я безцельно бродил по улицам, просто гулял.

Город жил неспешной воскресной жизнью. Вот семья шла в гости, муж спереди, жена под руку, дети следом. Все нарядные, праздничные.

Во дворе мастеровой чинил телегу, стучал молотком по оси, жена подавала инструменты. У колодца женщины набирали воду, ведра скрипели на журавле, бабы ругались между собой и тут же смеялись. На лавочке у дома сидел старик, курил трубку, синий дым клубился в воздухе.

Я медленно шел по улице, смотрел, слушал, думал.

Город живой, работящий. Люди трудятся, действуют, растят детей. Ремесла разные: кузнецы, слесари, плотники, портные, сапожники. Тут много заводов и фабрик. Всюду активная торговля.

Но вот техника старая. Тормозит развитие. Все делается вручную, по старинке, как деды делали.

Насосы ручные, качай рычаг, пока руки не отвалятся. Токарные станки древние, на ножном приводе. Кузнецы бьют молотом, горн раздувает мехами. Воду таскают ведрами, дрова пилят двуручной пилой.

А ведь можно по-другому. Поставить паровые машины, усовершенствовать механизмы, в разы увеличить производительность. Сделать паровые насосы, никакой ручной работы, машина сама качает. Станки перевести на паровую тягу, будут быстрее, точнее, производительнее.

Здесь много чего можно сделать. Применить знания, принести пользу, изменить жизнь людей к лучшему.

Но для этого нужны средства, связи, доверие. Все это надо зарабатывать. Шаг за шагом, дело за делом. У меня сейчас мастерская, надо наладить работу, выполнить заказы, доказать, на что я способен. Потом, может быть, появятся другие возможности.

Главное не сдаваться, работать, идти вперед.

Небо порозовело, солнце опускалось за крыши домов. Пора домой.

Вернулся на Заречную улицу. Матрена Ивановна встретила на крыльце:

— А вот и вы, Александр Дмитриевич! Нагулялись? Ужинать будете?

— Буду.

— Сейчас накрою. Картошка с грибами, огурчики соленые, свежее молочко.

Ужинал я в горнице. За окном темнело, в окнах домов зажигались огни. Тихо, спокойно.

После ужина поблагодарил хозяйку, ушел в свою комнату. Зажег свечу, сел за стол. Достал из ящика письмо Елизаветы, перечитал.

Петербург. Столица. Балы, приемы, светское общество. Отец высокопоставленный чиновник, связи, есть возможности. Приглашение приехать, устроиться на хорошее место.

Все это манит, конечно. Кто откажется от таких перспектив?

Но здесь, в Туле, тоже можно построить что-то стоящее. Город растет, развивается, нужны толковые люди, новые идеи, современные технологии.

Мастерская только начало. Маленькое, скромное, но начало. Дальше будет больше.

Убрал письмо обратно. Погасил свечу. Разделся, лег на кровать.

Глава 18

Модернизация

Проснулся я на рассвете, по привычке. За окном еще серело, но спать не хотелось.

Умылся холодной водой, оделся, надел рабочий сюртук. Позавтракал кашей, которую оставила с вечера Матрена Ивановна, запил чаем. Вышел.

Улица пустая, тихая. Только петухи кричали где-то в огородах, да ворона каркнула на заборе. Шагал быстро, дорога знакомая, каждый день одним путем.

Дошел до мастерской. Дверь не заперта, Гришка уже внутри. Парень стоял у печи, подкладывал дрова. Обернулся, увидел меня, поклонился:

— Доброе утро, Александр Дмитриевич! Печку растопил, пол подмел.

— Молодец.

Прошел внутрь. Тепло, чисто. Гришка работу свою знает, с тех пор, как разрешил ему здесь ночевать, мастерская каждое утро в порядке. Печка топится, пол чистый, инструменты на местах.

Снял сюртук, повесил на гвоздь. Засучил рукава рубашки. Подошел к верстаку, разложил чертежи, которые вчера готовил. Шесть пожарных насосов надо отремонтировать. Точнее, не просто отремонтировать, а улучшить.

Часы на стене показывали без четверти семь. Скоро придут остальные.

В семь ровно вошел Семен. Поздоровался, подошел к верстаку, посмотрел на чертежи:

— Что сегодня делаем, Александр Дмитриевич?

— Сейчас все объясню. Когда остальные придут.

Семен кивнул, начал готовить инструменты. Все аккуратно разложил на верстаке.

Через несколько минут дверь открылась, вошел Трофим. Шел медленно, лицо бледное, под глазами мешки. Поздоровался глухо, прошел к своему месту у горна.

Я посмотрел на него внимательно. От кузнеца слегка пахло перегаром. Глаза красные, руки дрожат.

— Трофим.

Он обернулся, виновато опустил глаза:

— Простите, Александр Дмитриевич… Вчера того… в трактире с Филиппом посидели… Не удержались. Воскресенье ведь было…

— К работе готов?

— Готов, ваше благородие. Работать буду, не сомневайтесь.

— Тогда за дело.

Трофим кивнул, начал раздувать мехами горн. Угли разгорались, краснели. Кузнец работал медленнее обычного, но работал.

Я дождался, пока пришел Иван, парень влетел запыхавшийся, но вовремя. Поздоровался, побежал к верстаку помогать Гришке.

Прошло четверть часа. Филиппа все не было. Я подошел к верстаку с разобранными насосами, начал осматривать детали. Поршни изношены, клапаны потрескались, цилиндры внутри с раковинами.

Дверь распахнулась, вошел Филипп. Помятый, бледный, глаза воспаленные. От него несло перегаром так, что чувствовалось за три шага. Он прошел внутрь, не глядя на меня, направился к станку.

— Филипп.

Остановился, обернулся неохотно:

— Чего?