Инженер 2: Тульские диковинки - Алим Онербекович Тыналин

неделю назад после долгого и утомительного путешествия из Крыма. Севастополь оставила с тяжелым сердцем, столько воспоминаний связано с тем временем! Но долг велел вернуться в столицу, где меня ожидали дела семейные и светские обязанности.

Петербург встретил дождями и холодом, весьма неприветливо, должна признаться. Но как же приятно вновь оказаться в знакомых стенах, среди родных лиц! Папенька весьма обрадовался моему возвращению, хотя и выказывал неудовольствие тем, что я столь долго пребывала вдали от дома. Впрочем, я Вам рассказывала об его характере, строгость показная, а в душе он добрейший человек.

Столичная жизнь кипит по-прежнему. Балы, приемы, визиты, все это поглощает время с невероятной быстротой. На прошлой неделе была на вечере у графини Шуваловой, где собрался весь цвет общества. Представьте, княгиня Волконская явилась в платье парижского покроя, такого еще никто в Петербурге не носил! Разумеется, все дамы тут же принялись обсуждать, где можно заказать подобное. Граф Строганов рассказывал о своем путешествии в Италию, весьма занимательно, хотя местами несколько утомительно, он имеет обыкновение вдаваться в излишние подробности.

Еще одна новость, которая взволновала всех: генерал-адъютант Ридигер получил новое назначение, и теперь в министерстве ожидаются перемены. Папенька говорит, что это может повлиять на многие дела, особенно те, что касаются военного ведомства. Впрочем, это Вас, вероятно, мало занимает.

Александр Дмитриевич, признаюсь Вам откровенно, я весьма соскучилась по нашим беседам. В Севастополе мы так часто виделись, так много говорили о важном и серьезном, что теперь мне недостает этого общения. Светские разговоры утомляют своей пустотой, а среди окружающих меня людей не нахожу никого, с кем можно было бы беседовать о том, что действительно волнует душу.

Как Ваши дела в Туле? Удалось ли устроиться на оружейном заводе? Папенька интересовался Вашей судьбой, когда я упомянула о Вас. Он припомнил Вашу фамилию и отозвался о Вас весьма благосклонно.

Александр Дмитриевич, позволю себе быть откровенной. Мне хотелось бы, чтобы Вы нашли возможность приехать в Петербург. Хотя бы ненадолго. Здесь столько возможностей для человека Вашего образования и способностей! Папенька имеет связи в министерствах и на заводах, он мог бы помочь Вам устроиться. К тому же, мне очень хотелось бы познакомить Вас с ним поближе. Я много рассказывала ему о Вас, и он выразил желание побеседовать с Вами лично.

Понимаю, что у Вас дела, обязанности, но неужели нельзя выбраться хотя бы на неделю? Лето приближается, в столице в это время особенно хорошо. Мы могли бы прогуляться по Летнему саду, съездить в Петергоф, посетить театр…

Прошу Вас, напишите мне скорее. Жду Вашего ответа с нетерпением.

Остаюсь искренне к Вам расположенной,

Елизавета Долгорукова.

Петербург, второго мая 1856 года'

Я отложил письмо, откинулся на спинку стула. За окном совсем стемнело. В горнице тихо, только угли потрескивали в печи.

Елизавета. Петербург. Приглашение. Знакомство с отцом, высокопоставленным чиновником, который может устроить на хорошее место.

Раньше я бы обрадовался такому письму. Но сейчас…

Встал, подошел к окну. Смотрел на темную улицу, на огоньки в окнах соседних домов.

Что ей написать? Правду? Что вместо должности на оружейном заводе получил захудалую мастерскую с полдюжиной работников? Что чиню ржавые насосы вместо того, чтобы строить паровые машины? Что живу в съемной комнате у вдовы и получаю шестнадцать рублей в месяц?

Вернулся к столу, достал чистый лист бумаги, перо, чернильницу. Обмакнул перо, задумался.

Начал писать.

'Милостивая государыня Елизавета Александровна!

Благодарю за письмо. Рад узнать, что Вы благополучно прибыли в Петербург и что здоровье Ваше в порядке.

Относительно моих дел могу сообщить следующее. На оружейном заводе устроиться не удалось, должность управляющего оказалась занята. Однако губернское начальство предложило мне место смотрителя насосно-гидравлической мастерской. Предприятие небольшое, но дело нужное, обслуживание пожарной части и водоподъемных механизмов для казенных учреждений. Я принял это назначение.

Сейчас занят налаживанием работы. Мастерская находилась в запущенном состоянии, но постепенно удается навести порядок. Работники толковые, дело движется. Имеются заказы, в том числе от частных лиц. Полагаю, что через месяц-другой все будет работать исправно.

Что касается приезда в Петербург, то сейчас это невозможно. Я только вступил в должность, передо мной обязательства, которые необходимо выполнить. Оставить работу в такой момент было бы безответственно. Прошу Вас отнестись к этому с пониманием.

Передайте мое почтение Вашему батюшке. Когда обстоятельства позволят, я непременно воспользуюсь возможностью побывать в столице.

С искренним уважением,

А. Воронцов.

Тула, десятого мая 1856 года'

Перечитал написанное. Сухо. Официально. Но что еще написать?

Сказать, что соскучился? Что ее письмо обрадовало? Что приятно знать, что она помнит обо мне?

Нет. Сейчас не время для этого. Сначала дело. Докажу, что способен справиться с трудностями, что могу наладить работу даже в захудалой мастерской. Тогда и о личном можно будет подумать.

Просушил чернила, аккуратно сложил письмо, запечатал сургучом. Завтра отнесу на почтамт.

Убрал письмо Елизаветы в ящик стола. Погасил свечу.

Лег на кровать, укрылся одеялом. В темноте вспоминал ее лицо, голос, смех.

Рад вестям от нее. Конечно, рад. Но сейчас главное работа. Наладить мастерскую, выполнить заказы, доказать свою ценность. Остальное подождет.

Завтра воскресенье. Выходной. Можно отдохнуть, выспаться. А в понедельник снова за дело.

Проснулся поздно. Солнце уже стояло высоко, лучи пробивались сквозь занавеску, освещали комнату. Посмотрел на часы на стене, половина десятого. Впервые выспался за две недели.

Встал, умылся холодной водой из кувшина, оделся. Надел штатское, темный сюртук, жилет, белую рубашку с накрахмаленным воротничком. Без мундира чувствовал себя непривычно легко.

Вышел в горницу. Матрена Ивановна хлопотала у печи, обернулась, ахнула:

— Александр Дмитриевич! А я думала, вы уже на работу ушли! Проспали, небось?

— Не проспал. Сегодня воскресенье, выходной.

— Ах, точно! Господи, совсем из головы вылетело. — Она заулыбалась, заторопилась. — Сейчас, сейчас, я вам завтрак подам! Яичницу пожарить или кашу?

— Кашу. И чаю.

Села за стол. Хозяйка принесла миску с гречневой кашей, горшочек со сметаной, хлеб свежий, еще теплый. Самовар на столе шумел, пускал пар.

Ел не торопясь. За окном слышались голоса, народ шел мимо, кто в церковь, кто по своим делам. Лаяла собака, скрипела телега, кто-то окликал знакомого.

Матрена Ивановна подлила чаю в стакан:

— Куда собираетесь, Александр Дмитриевич? Гулять пойдете?

— Хочу город осмотреть. Две недели здесь, а толком ничего не видел. Все работа да работа.

— Правильно! Погулять надо. Погода хорошая, солнышко светит. Сходите к кремлю, на базар, красиво у нас. Только далеко не гуляйте, заблудитесь еще.

Я усмехнулся:

— Не заблужусь.

Допил чай, встал. Взял трость, шляпу, вышел.

На улице тепло, ясно. Небо голубое, без