Формула огня - Джек из тени

Я взобрался на свою повозку. Обвёл взглядом это море стали, шерсти и решимости. Поднял руку, в лагере воцарилась абсолютная тишина. Был слышен только вой ветра и нетерпеливое фырканье лошадей.

— Вперёд! — мой голос, усиленный рупором, прокатился над долиной.

И машина пришла в движение.

Первыми, без единого крика, тяжёлой, неумолимой волной, тронулись орки. За ними, рассыпаясь по склонам, двинулись «Ястребы». А потом, с глухим, тяжёлым грохотом, который заставил дрогнуть землю, покатились мои «Молоты». Колёса орудий и зарядных повозок скрипели, мулы и лошади хрипели, выдыхая густые облака пара, но колонна двигалась. Слаженно, организованно, как единое целое.

Глава 12

Неделя пути, всего семь дней, но разница между тем, что я оставил за спиной, и тем, что открылось передо мной, была так велика, что казалось, мы прошли не через горный перевал, а через портал в другое, более убогое и безнадёжное измерение. Всю дорогу меня не покидало ощущение слаженной, хорошо смазанной работы. Мерный, тяжёлый топот тысяч ног по промёрзшей земле. Скрип колёс и упряжи. Короткие, резкие команды офицеров, которые разносились в морозном воздухе и тут же исполнялись. Тишина. Никто не орал, не пел дурацких песен, не травил пошлых анекдотов. Армия работала, она шла на войну, как на тяжёлую, но привычную работу. И этот гул, это дыхание единого, стального организма, вселяло уверенность.

А потом мы вышли из последнего ущелья, и эта уверенность сменилась глухим, тошнотворным омерзением.

Первое, что ударило в нос, ещё до того, как мы увидели саму крепость, — это запах. Густой, всепроникающий смрад, от которого першило в горле и слезились глаза. Смесь гнилой соломы, нечистот, кислой браги, дыма от сырых дров, приторной сладости разложения и к этому букету недавно примешался едкий, горький дым от догорающих осадных машин. Запах долгой, безнадёжной, проигранной осады.

Лагерь осаждающих был разбросан по долине перед крепостью без всякой системы, без намёка на фортификацию или хотя бы элементарный порядок. Грязные, прохудившиеся палатки, кое-как слепленные из веток и шкур шалаши, открытые кострища, на которых в мутных котлах варилась какая-то серая, неаппетитная бурда. То, что когда-то было частоколом, теперь представляло собой жалкое зрелище: редкие, обугленные брёвна торчали из земли, как гнилые зубы. В огромных проломах, где эльфы, очевидно, не раз совершали вылазки, теперь лениво прохаживались часовые, всем своим видом показывая, что никакой атаки они не ждут. Чуть поодаль, на наспех сколоченных площадках, догорали три осадные башни. Они горели медленно, нехотя, испуская клубы жирного чёрного дыма — прощальный салют в честь собственной бесполезности.

Между всем этим бродили люди. Я не мог назвать их солдатами. Оборванные, грязные, с ввалившимися глазами и землистыми лицами, они напоминали скорее толпу беженцев или каторжников. Их доспехи, когда-то, наверное, бывшие гордостью своих хозяев, потускнели, многие были помяты. Они двигались медленно, апатично, и в их глазах не было ничего, кроме глухой, застарелой тоски. Это была не армия. Это был приговор старой войне, старой тактике, старой аристократической спеси, которая до сих пор не оправилась от потери магии.

А рядом с лагерем, на обширном поле, которое когда-то, наверное, было пастбищем, раскинулось то, что стало главным памятником этой осады. Кладбище…

Оно было солидным, почти как сам лагерь. Сотни, а может, и тысячи свежих земляных холмиков, над которыми торчали грубо сколоченные кресты или просто воткнутые в землю копья. Некоторые могилы были совсем свежими, на них ещё не успел лечь иней. Я видел, как группа солдат, молча, без всяких церемоний, тащит на плаще очередное тело и сваливает его в заранее вырытую яму. Ни священника, ни прощальных речей. Просто рутинная, конвейерная работа по утилизации собственных потерь. Месяцы бессмысленных, кровавых штурмов, героических, идиотских атак на неприступные стены, дуэлей с эльфийскими стрелками и магами. Всё это было здесь, в этой мёрзлой земле. Каждый холмик был немым укором их командирам, их лордам, их герцогу. Укором, который никто не хотел слышать.

Моя армия, выходя из ущелья, замерла. Я слышал, как за моей спиной раздаются сдавленные ругательства и изумлённые возгласы. Мои солдаты, которые прошли со мной через ад Глотки Грифона, которые видели смерть в лицо десятки раз, смотрели на это убожество с нескрываемым презрением. Орки Урсулы тихо рычали, их ноздри раздувались, втягивая запах поражения. Даже мои аристократы, которых я силком затащил в этот поход, смотрели на лагерь своих «собратьев по классу» с недоумением. Это был наглядный урок. Вот что бывает, когда войной командуют «благородные» идиоты.

И над всем этим хаосом и унынием, как квинтэссенция высокомерия и несокрушимой мощи, возвышался «Чёрный Клык».

Крепость была не похожа ни на одно из человеческих или гномьих строений, которые я видел. Она не была построена, казалось, выросла из самой скалы, как гигантский, уродливый раковый нарост. Чёрный, маслянисто поблёскивающий камень, изрезанный неестественно острыми углами и гранями. Не было ни одной плавной линии, ни одного закруглённого выступа. Всё было подчинено жестокой, чуждой геометрии. Высокие, зазубренные, как осколки обсидиана, башни взмывали в серое небо, а стены, казалось, нависали над долиной, готовые в любой момент обрушиться и похоронить под собой всё живое. Кое-где на стенах тускло мерцали руны, и над всей крепостью висело едва заметное, дрожащее марево, магические барьеры, которые, даже будучи ослабленными общей блокадой, всё ещё представляли собой серьёзную преграду. А на стенах стояли тёмные эльфы.

Они не прятались за зубцами. Наоборот, они стояли открыто, во весь рост, опираясь на парапеты. Их было немного, но каждая фигура была воплощением смертоносной элегантности. Изящные, тёмные доспехи, идеально подогнанные по фигуре. Длинные, развевающиеся на ветру плащи. В руках длинные, изогнутые луки или мощные арбалеты. Их бледные, аристократически-прекрасные лица были полны неприкрытого, откровенного презрения. Они смотрели на нас сверху вниз, как смотрят на копошащихся в грязи червей.

Когда наша колонна полностью вышла из ущелья и начала разворачиваться в долине, со стен донёсся смех. Громкий, мелодичный, похожий на звон разбитого стекла. Это был не весёлый смех. Это был смех существ, абсолютно уверенных в своей правоте, в своей силе, в своей безнаказанности.

— О, смотрите-ка! — прокричал один из них, и его голос, усиленный магией, пронёсся над всей долиной. — Герцог прислал нам новую партию игрушек! Эти выглядят ещё грязнее и глупее предыдущих!

— Какие забавные повозки! — подхватил второй, указывая сначала на мои «Молоты», а потом, с издевательским жестом, на догорающие остовы катапульт. — Эти, надеюсь, продержатся дольше, чем предыдущие?

— Эй, человечишки! —