Двадцать два несчастья. Том 3 - Данияр Саматович Сугралинов

проселочной дороги выбрались на трассу, но за рулем я уведомления изучать не стал. Только дома просмотрел пропущенные — пролистал их без особого интереса: реклама, спам, сообщение от Дианы с грустным смайликом и вопросом «Как дача?».

На мое письмо Караяннису ответа не было.

Только я собрался выключить телефон вообще от греха, как раздался звонок.

Глянул на экран — Чингиз, правая рука Михалыча.

— Але, Серый! — хрипло заорал он, едва я принял вызов. В голосе сквозила паника.

— Что случилось, Чингиз?

— Серый, беда! Выручай!

— Что случилось? — повторил я.

— Гвоздя подрезали. Кровью истекает. Мы его перемотали, как смогли, но долго он не продержится…

— Скорую вызвали?

— Ты че гонишь, Серый⁈ — заорал Чина. — Какая скорая? Его подрезали, и два пулевых! Поможешь?

Понятно. Огнестрел и ножевые — это полиция, протоколы, вопросы, а им нужно без огласки. Какие-то разборки, какие-то терки — это меня не касалось, но там умирал раненый человек — что уже касалось напрямую.

— Где он? — спросил я.

— За тобой уже Кисель выехал. Минут через пять будет. Собирайся.

И отключился.

Я посмотрел на телефон, потом на мирно спящего Валеру. Тот приоткрыл один глаз, зевнул и снова уткнулся носом в плед — его эти человеческие проблемы не волновали.

Нет мне покоя…

Глава 15

Пять минут — это катастрофически мало, если не знаешь, что делать. Но я знал.

Метнувшись в ванную, выгреб из аптечки все, что могло пригодиться. Бинты — две упаковки, негусто. Анальгин, хотя толку от него при огнестреле, как от припарки. Йод. Перекись водорода, початая. Жгут? Нет жгута. Ладно, ремень сойдет.

Инструменты… Какие, к черту, инструменты? Я же не оперирую на дому! Но Система работала, голова была ясной, а руки не дрожали. Что бы там ни случилось с Гвоздем, я сделаю все возможное. А невозможное… посмотрим.

Натянул старую куртку — ту, что не жалко, а не подарок Татьяны. Если придется возиться с кровью, лучше не в приличной одежде.

Проснувшийся Валера смотрел на мою суету с недоумением: отец родной, ты куда собрался посреди ночи?

— Лежи, — буркнул я. — Без меня справишься.

Он моргнул и демонстративно отвернулся к стене.

Внизу бибикнула машина. Кисель не стал ждать пять минут — уложился в три.

Я схватил пакет и выскочил из квартиры.

Машина стояла у подъезда — водитель затормозил в паре сантиметров от соседского «Логана», припаркованного по всем правилам. Представил, как пассажиров тряхнуло, вспомнил лихого лысого Витька, и ладони взмокли.

Из окна высунулся водитель, мелкий и седой мужичок.

— Ты Серега Айболит?

Я кивнул.

— Запрыгивай бегом!

Торопливо рухнул на заднее сиденье и едва успел пристегнуться.

В общем, когда думал, что водитель Витек у них самый абсолютно безбашенный в мире, я ошибался. Этот Кисель оказался еще хуже, и по сравнению с ним Витек был сама флегматичность и неторопливость.

Мы неслись по дороге так, что пейзаж за окном смазался в одну пунктирную линию. У меня заложило уши, а к горлу подступила тошнота. Пришлось продышаться по методу 4−7–8, иначе бы меня вывернуло прямо на обшарпанную обивку сиденья.

Буквально через десять минут мы резко остановились. Меня спас ремень безопасности — дай бог здоровья его создателю, — иначе я бы все кости переломал, и тогда помощь потребовалась бы уже мне.

— Сюда! — отрывисто рявкнул Кисель и бегом понесся куда-то вперед.

Я ринулся за ним.

Мы заскочили в какое-то промышленное здание, больше похожее на заброшенный склад. Помещение было холодное и сырое, по нему гуляли сквозняки, и было дико зябко, даже в куртке.

— Сюда! — опять крикнул Кисель откуда-то издали.

Я мчался следом, не разбирая дороги. Заскакивал в какие-то коридоры, резко сворачивал. Перепрыгивая через ступеньки, несся по лестницам. Догонялки напоминали игру в «Супер Марио», в которую когда-то давно, в девяностых, играли мои дети, только вместо золотых монеток на финише меня ждал, судя по всему, полутруп. Я еле успевал за этим седым живчиком Киселем.

Наконец мы добежали. Хорошо, что пиликнула Система, обвела раненого красным, и я вовремя притормозил.

Еще не видя, кто там лежит, вчитался в ровные строчки:

Диагностика завершена.

Внимание! Критическое состояние объекта!

Основные показатели: температура 36,2 °C, ЧСС 128, АД 65/40, ЧДД 32, SpO₂ 78%.

Обнаружены аномалии:

— Огнестрельное ранение грудной клетки справа (межреберье IV–V), касательное.

— Огнестрельное ранение грудной клетки слева (межреберье VI–VII), пуля в мягких тканях.

— Колото-резаное ранение левой поясничной области (глубина 3–4 см, без проникновения в брюшную полость).

— Множественные переломы ребер III–VI справа.

— Правосторонний гемопневмоторакс.

— Левосторонний клапанный пневмоторакс.

— Кровопотеря ≈1800 мл (геморрагический шок II–III степени).

Прогноз без вмешательства: летальный исход (18 минут).

Ознакомившись с диагнозом Системы, я еле сдержал ругательство. «Починить» такого пациента в полевых условиях почти нереально. Две пули в грудь, нож в бок, переломанные ребра, кровопотеря под два литра. Классический «почти труп».

Но надо. Потому что, вполне возможно, если его не вытащу, то и сам отсюда не выйду. Эта мысль пришла откуда-то из подкорки, холодная и трезвая, но я загнал ее поглубже, потому что сейчас она только мешала. Да и в любом случае куда мне деваться, раз уже вписался?

— Ну, где ты там? — нетерпеливо крикнул изнутри Кисель.

Я вошел в длинный полутемный зал. Стояла густая липкая вонь от пота, грязных носков и крови. В нормальной операционной пахнет антисептиком и озоном от кварцевых ламп, там стерильность, тишина и ровный белый свет. А тут ангар с заплеванным бетонным полом, тусклые лампочки под потолком и два десятка мужиков, которые смотрели на меня так, словно я был их последней надеждой. Вот только надежда — штука хрупкая, а эти ребята явно не из тех, кто умеет проигрывать с достоинством.

Откуда они вообще взялись? Вроде давно не девяностые на дворе.

Мужики сбились в кучки, переминаясь с ноги на ногу. Кто-то нервно щелкал зажигалкой, не закуривая. Другой, со сломанными ушами, монотонно тер ладони, словно пытался согреться, хотя в ангаре было не так уж холодно. Молодой парень лет двадцати с бритым затылком не мог устоять на месте — он то делал шаг вперед, то отступал. А в углу, чуть в стороне от остальных, маячил тяжелый мужик с наколками-перстнями на пальцах и молча смотрел на меня. Почему-то именно его молчание давило сильнее, чем вся эта нервная суета вокруг.