Полет птицы Пэн - Priest P大

Чэн Цянь пораженно замолчал.

О Небеса…

Ни одной девушке, сколько бы ей ни было лет, не придется по душе тот факт, что она застряла в дверях. Лужа не относилась к плаксивым детям, но теперь, оглянувшись на свои крылья, она вдруг громко зарыдала.

Обычные дети могли плакать сколько душе угодно, но рыдания Лужи обладали силой разрушать дома.

Чэн Цянь оказался в крайне затруднительном положении. Он изо всех сил старался сохранить равновесие и одновременно уговаривал девочку:

– То, что у тебя большие крылья, не делает тебя толстой… правда. Ну, ну, перестань плакать, попробуй сложить их. Сложить, понимаешь?

Лужа посмотрела на него, вздыхая и всхлипывая. От утешений Чэн Цяня она постепенно успокоилась.

Чэн Цянь с облегчением вздохнул, надеясь, что в этот раз она действительно все поняла.

Но вдруг шимэй поразила его еще больше. Она полностью расправила крылья, попыталась взмахнуть ими и, повинуясь какому-то инстинкту, медленно поднялась в воздух.

Ветер закружился по павильону, растрепав несколько нежных орхидей, растущих во дворе. Чэн Цянь не мог открыть глаза, но чувствовал, что в его одежду вцепилась пара рук.

Пухлые ладошки Лужи превратились в крепко сжимающие его когтистые лапы, и у Чэн Цяня появилось дурное предчувствие.

В следующий же миг его опасения сбылись.

Могучая Лужа подняла его в небо. Сердце Чэн Цяня ушло в пятки. Первой мыслью было вырваться, но чем выше они поднимались, тем меньше он сопротивлялся. В конце концов Чэн Цяню ничего не осталось, кроме как выкрикивать взрослое имя своей шимэй, пытаясь перекричать ветер:

– Хань Тань! Отпусти меня!

Но Лужа оставалась глухой к его крикам… Может, она и слышала его, но, похоже, совершенно не понимала.

Чэн Цянь и представить себе не мог, что его первое катание на облаках будет именно таким. Ему хотелось одновременно смеяться и плакать. Чэн Цянь не мог не задаться вопросом: что, если он, избежавший смерти в Долине Демонов, в конечном итоге умрет под когтями своей шимэй?

Лужа тем временем пронесла его над воротами павильона Цинъань и изумрудно-зеленым бамбуковым лесом. Они все поднимались и поднимались, пока гора Фуяо не исчезла у них под ногами.

Чэн Цянь опустил глаза, глядя на широкий горный хребет, словно окрашенный яркой изумрудной краской. С одной его стороны был склон, частично залитый светом, а с другой – глубокая и мрачная долина, скрытая в тени.

Вдоль хребта маячили бесчисленные пещеры и покинутые дворы. У одних на входе высились стелы с надписями, у других – статуи, а у некоторых не было ничего. Тысячи лет люди приходили и уходили, служа связующим звеном между прошлым и будущим. Многочисленные методы совершенствования и другие важные записи были похоронены в земле, в девятиэтажной подземной библиотеке. Словно кровь и кости истории. Это все, что осталось от всемогущих заклинателей, талантов, людских добродетелей и даже злодеев…

Во всем клане Фуяо остались только учитель-колонок и несколько озорных учеников, скрывающихся от мира смертных.

Только ветер несся по небу и нырял глубоко в бездну. На такой высоте он обжигал, и у Чэн Цяня заболели щеки. Но страх, что так долго преследовал его, постепенно отступил.

Чэн Цянь вздохнул, чувствуя, что избавился от мучившей его тоски.

Он снова подумал о высокомерном господине Бэймине у Плато Бессмертных, вспомнил свою захолустную деревеньку и родителей, считающих серебро. Вдруг Чэн Цянь осознал все тайные желания, притаившиеся в глубине его сердца.

Почему он стремился стать кем-то вроде господина Бэймина?

Если он вырвется за пределы мира, доступного простым смертным, станет всемогущим заклинателем, перед которым склонится все живое, а люди будут становиться на колени… Осмелится ли он вернуться в родной дом, чтобы увидеть, сожалеют ли они?

Прямо сейчас, когда он плыл среди облаков, глядя, как пещеры и дворы горы Фуяо исчезают вдали, переполненное до краев и вечно запертое сердце Чэн Цяня внезапно опустело.

Его родители смертны. Сколько еще им ходить по свету? Тридцать или пятьдесят лет. Он непрерывно думал о том, что однажды вернется и заставит их сожалеть, но что случится потом?

Возможно, когда он действительно чего-то достигнет, они будут уже мертвы.

А может, и нет. Но по прошествии половины отведенных им лет, даже если они вспомнят отданного даосу ребенка, останется ли у них что-то, кроме сожаления?

Если они действительно любили его, почему так легко отдали?

Если у людей нет никаких чувств, стоит ли говорить о раскаянии и стыде?

Чэн Цянь внезапно расслабил напряженные плечи, отдаваясь на милость шимэй.

Он понял, что ненависть, которая разъедала его изнутри, была лишь иллюзией.

Стены в сердце Чэн Цяня рухнули, и он снова услышал шепот, исходящий от горы Фуяо, прямо как в тот раз, когда дашисюн внезапно погрузился в медитацию. Но теперь голоса не текли мимо него. Они вливались в тело Чэн Цяня, будто реки, впадающие в море.

Не задевая и не задерживаясь, эти волны приходили и уходили, подобно радостям и тревогам. Они кружили рядом, соединяя тело Чэн Цяня с миром, словно он всегда был его частью.

Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем он услышал крик журавля. Белая птица взмыла в небо и несколько раз облетела их с Лужей. Поднявшись так высоко, Лужа потерялась и уже начинала хныкать, но, заметив птицу, покорно последовала за ней обратно на гору. Под присмотром журавля она приземлилась прямо перед резиденцией Мучунь чжэньжэня.

Чэн Цянь все еще находился в трансе, когда его ноги коснулись земли.

Мучунь чжэньжэнь устремился на помощь застрявшей в воротах Луже. Он погладил ее крылья, и те засветились таинственной силой, начав медленно уменьшаться, пока, наконец, не исчезли, оставив на спине девочки лишь пару красных отметин, похожих на родимые пятна.

Мучунь чжэньжэнь не стал тревожить Чэн Цяня. Он стоял в стороне и ждал, обнимая крепко спящую Лужу. Когда солнце перешло на другую сторону горы, Чэн Цянь наконец очнулся и понял, как сильно онемели ноги.

Мучунь чжэньжэнь снял с ворот защищенный от ветра фонарь и отдал Чэн Цяню, чтобы тот осветил себе путь домой.

– Сейчас уже слишком поздно, можешь возвращаться в свой павильон. Завтра, после тренировки с мечом, ты останешься и начнешь изучать заклинания вместе с дашисюном.

Чэн Цянь замер. И вдруг, поняв, какой смысл вложил учитель в свои слова, удивился и глупо переспросил:

– Учитель, это… неужели я почувствовал Ци?

Мучунь чжэньжэнь кивнул, просияв:

– Я не ошибся насчет тебя. Из всех моих учеников