Рождение звезды 2 - Асаэ

Не томное, бархатное парижское, а четкое, резкое, подмосковное. Оно не ласкало, а высвечивало все до мельчайших деталей: ровные квадраты газонов, функциональные здания из стекла и бетона, безупречную прямолинейность дорожек.

Александр помог Анне Николаевне подняться с кресла. Она опиралась на его руку легко, почти символически — парижские хирурги сделали свое дело блестяще. Она выглядела помолодевшей, подтянутой, в ее глазах светилась усталая, но удовлетворенная ясность. Вся их группа — артисты, музыканты, участвовавшие в грандиозном концерте на Марсовом поле, — зашумела, задвигалась, доставая с полок ручную кладь. Возбужденные голоса, смех, последние впечатления — всё еще витало в салоне, как невидимый ореол только что пережитого триумфа.

Но как только открылся люк, этот ореол словно лопнул, разрезанный порывом свежего, но чужого ветра. Не ветра свободы, а ветра иного порядка, ветра системы. Александр на мгновение задержался наверху трапа, вбирая в себя картину. Да, он был дома. Но что-то уже изменилось внутри него безвозвратно. Не Париж был другим — другим стал он сам.

— Ну, Сашенька, чего стоим? — мягко подтолкнула его бабушка, и он очнулся, пропуская ее вперед. — Воздух-то наш, родной, дыши, пока не вошли в здание.

Он сделал глубокий вдох. Воздух был свеж, пах молодой травой и далеким, едва уловимым запахом авиационного керосина. Но в нем не было того головокружительного букета, что пьянил в Париже — аромата свежего кофе, свежеиспеченного багета, цветущих каштанов и векового камня. Здесь пахло… возможностями и ограничениями одновременно. Пахло реальностью.

Они спустились по трапу. По перрону, четко печатая шаг, шла группа военных — обычная картина для любого советского аэропорта этого времени. Где-то вдали заурчал мотором грузовик. Голоса встречающих звучали сдержанно, без парижской разноголосицы и эмоциональной распахнутости. Вся картина была словно нарисована уверенной рукой в рамках четкого канона. Знакомо. Предсказуемо. И от этого — немного тревожно.

Александр поймал себя на странном чувстве. Он смотрел на знакомые до боли просторы и чувствовал не восторг возвращения, а легкую, щемящую грусть. Не по Парижу — он был слишком взрослым по духу, чтобы тосковать по бутикам и кафе. Грусть была по тому ощущению творческого полета, полной самоотдачи, которое царило на Марсовом поле, по тому, как тысячи людей пели «День Победы» на двух языках, и это было искренне, по-настоящему. Он боялся, что это ощущение останется там, за границей, а здесь его ждет лишь его бледная, официальная тень.

Он почувствовал легкое прикосновение к руке.

— Идем, Александр, — сказала Анна Николаевна, и в ее голосе он уловил ту же сложную гамму чувств — усталость, облегчение от возвращения и едва скрытую настороженность. — Дома нас чай с малиновым вареньем ждет. Самый что ни на есть правильный, советский.

Она произнесла это с легкой, едва уловимой иронией, которую понял бы только он. И в этой иронии была не критика, а глубокая, трагическая мудрость человека, который прекрасно знает цену всему — и зарубежным восторгам, и родному варенью. И предпочитает последнее, четко осознавая все его недостатки.

Он кивнул, взял ее под руку крепче, и они пошли по серому бетону перрона навстречу новой, старой реальности. Навстречу дому, где его ждали и слава, и зависть, и любовь, и бдительный, неусыпный взгляд государства. Шаг за шагом, оставляя позади невидимый, но такой ощутимый шлейф парижской весны.

За стеклянными дверями аэропорта их уже ждала не Парижская весна, а советская действительность в лице одного-единственного человека. Мужчина в безупречном темно-синем костюме, с лицом, не выражавшим ровным счетом ничего, кроме вежливой служебной собранности, сделал два шага вперед навстречу именно им, четко отделяя Анну Николаевну и Александра от шумного потока артистов.

— Семеновы? Здравствуйте. Меня зовут Виктор Сергеевич, от Министерства культуры, — его голос был ровным, без эмоций, как дикторское объявление по радио. — По поручению Екатерины Алексеевны Фурцевой. Поздравляю с успешным завершением гастролей и возвращением на родину. Ваше выступление на братской французской земле стало настоящим триумфом советской культуры.

Он не улыбался. Он констатировал факт. Молодой человек с портфелем, стоявший чуть подальше, подобно тени, подтвердил кивком высокий статус говорящего.

Анна Николаевна, ничуть не смутившись, приняла позу, будто таких визитеров она ожидала увидеть в первую очередь.

— Благодарим Екатерину Алексеевну за столь внимательное отношение, — отчеканила она, слегка кивнув. — И вас, Виктор Сергеевич, за труд. Мы тронуты такой заботой.

Ее слова прозвучали как часть давно отрепетированного ритуала. Александр молча стоял рядом, чувствуя себя немного лишним в этой безупречно сыгранной пьесе под названием «Встреча героев».

— Вам предоставлен автомобиль, — Виктор Сергеевич сделал легкий жест рукой в сторону темно-серой «Волги» у тротуара. — Прошу вас.

Отказаться не приходило даже в голову. Это была не просьба, а элемент протокола. Через минуту