Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

Рядом все притихло. Любопытные взгляды потянулись в нашу сторону.

— Где Светлана? Почему она не выходит на связь?

Я медленно поставил поднос на ближайший свободный край стола. Каша чуть расплескалась. Внутри что-то шевельнулось, холодное и тяжелое. Не Пустота. Знакомое раздражение.

— Какое твое дело? Где надо, там и находится. — ответил я ровно, глядя ему прямо в глаза.

Взгляд у парня был наглый, но где-то в глубине читалась неуверенность. Щенок.

— Какое дело⁈ — взвизгнул второй, пониже, с копной рыжих волос и веснушками. — Ее Высочество одна из нас! Она пропала! Никто не видел ее со вчерашнего вечера! А ты… Это ты ее забрал! После занятий!

— Если вы забыли, она больше никакое не Высочество. И даже фамилию Рюриковичей носить не может, потому как изгнана из рода. И теперь она моя рабыня, — напомнил я, подчеркивая каждое слово.

Голос мой звучал тише их визга, но как-то… резал воздух. Рядом еще несколько разговоров затихли.

— Ее статус утвержден Советом Академии и поддержан ее отцом. А так же ею самой. Куда я ее дел — мое личное дело. Отчитываться перед вами я не намерен. И еще раз посмеете заступить мне дорогу, вырву ноги, руки и прочие ненужные части ваших слабых тел.

Я взял поднос, собираясь обойти их.

Рука парня с подбородком резко легла мне на грудь, преграждая путь. Совсем бесстрашный, что ли⁈

— Ты что, спрятал ее⁈ Или… — его глаза сузились от внезапной догадки, — … сделал с ней что-то? Использовал в своих темных ритуалах⁈

— Верни Свету, тварь! Иначе мы… — зашелся в истерике Рыжий.

Тяжесть под кожей запястья дернулась. Тепло сменилось ледяной иглой. Меч. Он почувствовал угрозу. Проснулся. Не гудя, а напрягшись, как зверь перед прыжком. Моя собственная ярость, еще притупленная радушным настроением, вспыхнула ярко и мгновенно. Я не люблю, когда меня трогают. Особенно после ночи, проведенной в компании красоток. Особенно те, кто ни разу не красотки.

Я не отступил. Не отшвырнул его руку — пока. Просто медленно перевел взгляд с его лица на его руку, лежащую у меня на груди. Потом снова поднял глаза на него. Взгляд был холодным, как лед в Асгарде. Гул в столовой стих еще на несколько десятков метров вокруг. Все смотрели на нас.

— Убери руку, светляк, — сказал я очень тихо. Так тихо, что, кажется, меня услышали даже на раздаче. — Пока я позволяю тебе сделать это добровольно.

Он дернулся, но руку не убрал. Гордыня. Глупость.

— Скажи, где Света! — прошипел он, лицо покраснело.

Его друзья сжали кулаки, готовые вступиться.

Под кожей запястья меч заурчал. Негромко. Предупреждающе. Как тигр, которого разбудили пинком. Я почувствовал его ярость, его жажду разнести что-нибудь на молекулы. Он хотел крови. Он испытывал жажду смерти.

Я глубоко вдохнул. Запах еды, пота, студенческого возбуждения. Запах назревающей драки. Пустота внутри проснулась окончательно, лениво потягиваясь. Она была готова. Я был готов. Но чертовски не хотелось разносить столовую и хоронить пару светлых магиков под обломками из-за их глупости.

— Последний раз, — моим голосом можно было заморозить океан. — Ты убираешь руку. И вы все трое убираетесь с моего пути. Иначе я перестану пытаться думать, что вы хоть что-то понимаете. И тогда…

Я не стал продолжать. Просто посмотрел на них. Взглядом человека, который только что совершил над собой огромное усилие и не стал устраивать похороны светлых идиотов прямо тут. Совсем рядом.

Рука на моей груди дрогнула. Парень с подбородком встретился с моими глазами. И что-то там прочитал. Что-то такое, от чего его уверенность дала трещину. Он почувствовал страх? Или в нем проснулся наконец здравый смысл? Он медленно, очень медленно отвел руку. Лицо его было бледным под загаром.

— Ты… ты не имеешь права… — пробормотал он, но уже без прежней мощи.

— Имею, — отрезал я. — По статусу. По силе. По факту.

Я вновь взял поднос.

— А теперь — прочь. Вы мешаете мне завтракать. И будьте благодарны, что у меня сегодня доброе утро. Относительно.

Я обошёл их, не ускоряя шага. Спиной чувствовал их горящие ненавистью взгляды, слышал возмущенный шепот рыжего. Но тронуться с места никто не посмел. Меч под кожей успокоился, но не заснул — дремал, будучи настороже, довольный тем, что его потенциал оценили.

В дальнем углу, у окна, я наконец сел. Поставил поднос. Гул столовой постепенно нарастал снова, но уже с новыми нотками — шепотками, осторожными взглядами в мою сторону. Я их игнорировал.

Взял ложку. Каша остыла. Но все равно была чертовски вкуснее и лучше, чем перспектива объяснять самонадеянным щенкам, куда делась Света. Она была МОЕЙ рабыней. Моей проблемой. И если кто-то думал иначе… Ну, Навь добрая и принимает всех с большим удовольствием.

Я начал есть. Первый кусок был за Пургена. Второй — за предстоящие неприятности. Их, я чувствовал, будет немало….

Тишина боковой аллеи после гвалта столовой была как бальзам. Солнце только-только выбралось из-за сосен, бросая длинные, робкие тени. Воздух пах хвоей и влажной землей. Я шел, наслаждаясь относительным покоем, переваривая не только двойную порцию каши, но и глупое столкновение со светлыми щенками. Меч дремал под кожей, довольный тем, что его «потенциал» оценили без крови. Пустота внутри тихо журчала, как ручей после бури. Даже грусть по Пургену притупилась, став чем-то смиренным, почти теплым. Минута умиротворения. Редкая штука.

Она длилась ровно до поворота за старый дуб, чьи корни взламывали плитку аллеи.

Тишину разорвал не то крик, не то шипение. Десятки резких звуков — как будто кто-то выпустил гнездо разъяренных гадюк. Свет. Ослепительные, белые вспышки, выхватывающие из утренних теней искаженные гневом лица, сжатые кулаки, сгустки сконцентрированной магии в ладонях.

Они высыпали из-за деревьев, из кустов сирени, преградили мне путь вперед и отрезали отступление.

Хорошо прятались — и явно дорогой артефакт не пожалели использовать, чтобы я их раньше времени не заметил. Те трое — Подбородок, Рыжий и Третий, молчаливый и злой. И с ними — толпа. Человек двадцать. Не первокурсники. Старшекурсники, чьи пиджаки сияли вышитыми знаками отличия. Лица не просто злые — фанатичные. Одержимые. В руках у некоторых острые обломки скамей, тяжелые палки. Они не просто хотели побить. Они хотели убить. Это читалось в каждом взгляде, в каждой напряженной мышце, в каждом шипящем сгустке энергии, нацеленном