Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

Идиоты. Слепые, тупые идиоты.

Мысль промелькнула ледяной иглой. Они не понимали. Или не хотели понимать. Смерть для меня — приговор и для Светы. «Узы Мораны» не разрываются просто так. Убьют меня — она умрет мучительной смертью где-то там, в нашем поместье, даже не зная, за что. Но им был нужен предлог. Или они действительно верили, что спасают ее от темного мага. Неважно. Разбираться в мотивах стада фанатиков было поздно.

— Где Света, нечисть⁈ — завопил Подбородок, его голос сорвался на визг. Белый сгусток энергии, похожий на раскаленный шар, уже летел мне в грудь.

Они накинулись все разом. Как стая псов на медведя. Магия — ослепляющие лучи, ледяные иглы, сковывающие нити света. Физика — кулаки, ноги, свист тяжелой дубины, пущенной в голову. Воздух загудел от сконцентрированной ненависти…

Глава 18

Глава 18

Время сжалось. Пустота внутри яростно взревела, сбрасывая оковы сна. Меч под кожей взвился, как разбуженный ударом тока, жаждущий крови. Его яростный звон пробился сквозь кости.

«Не их кровью пачкать тебя! — мысленно рявкнул я ему. — Спи. Я справлюсь».

Его гул стих, сменившись недовольным ворчанием, но он подчинился. Ярость осталась. Моя.

Первый шар света от Подбородка? Я не уворачивался. Вдохнул. Ладонь вперед, пальцы чуть согнуты — не жест, а фокус воли. Воздух перед ладонью схлопнулся, образовав на миг черную, мерцающую точку. Шар света втянулся в нее, как вода в воронку, исчез без следа с тихим звуком. На лицах первых рядов мелькнуло недоумение.

Тут же сбоку — Рыжий, с дубинкой, обмотанной колючей проволокой. Размах — на снесение головы.

Я шагнул навстречу. В последний миг присел, пропуская свистящий удар над головой. Левой рукой — хлесткий удар ребром ладони ему по горлу. Не просто удар. В точку удара вброшена игла ледяной пустоты. Хруст хрящей. Рыжий захрипел, выпустил дубину, схватился за шею, глаза полезли на лоб. Он рухнул на колени, давясь кровью. Пара минут, и труп.

Но они уже со всех сторон. Сзади — удар ногой в почку. Я почувствовал толчок, но тело, перерожденное в Купели, приняло его, лишь чуть качнувшись. Резкий разворот. Правый кулак, обернутый инеем, по дуге — в челюсть нападавшему. Удар был нечеловечески силен. Череп хрустнул, как скорлупа. Тело отбросило назад, снося еще двух.

Слева — яркая вспышка. Заклинание ослепления. Зажмурился — мне не нужно их видеть, чтобы убить. Выдохнул. Струя ледяного ветра, насыщенного мраком Пустоты, ударила в источник света. Послышался крик, шипение гаснущей магии и глухой стук — кто-то упал замертво.

Справа — двое с обломками скамей. Размахивают, как дубинками. Я не отступал. Рванул руками вниз, к земле. Плитки под их ногами вздыбились ледяными шипами, острыми и толстыми, как копья. Один вскрикнул, пронзенный через бедро. Другой успел отпрыгнуть, но потерял равновесие.

Но их много. Слишком много. Сковывающие нити света опутали мои ноги — не сильно, но достаточно, чтобы замедлить. Спереди — Подбородок, лицо перекошено яростью, обе руки выброшены вперед. Из ладоней — сдвоенный луч сжигающей энергии, толщиной в руку. Направлен мне в грудь.

— Сдохни!!! — заорал он.

Время замедлилось окончательно. Пустота внутри заурчала, как голодный зверь. Я не стал создавать щит. Я расширился. Взорвал пространство вокруг себя волной ледяной пустоты. Невидимой, но чудовищной силы. Она пошла кругами, как от брошенного в воду камня.

Нитки света, опутывающие мои ноги, лопнули, как паутина. Луч Подбородка, уже в сантиметрах от моей груди, искривился, заколебался, словно наткнувшись на невидимую преграду. Он не погас, но потерял фокус, превратившись в рассеянное сияние, обжигающее кожу, но не прожигающее насквозь.

И я пошел сквозь него. На Подбородка. Сквозь жар и свет. Ледяные каналы внутри горели, отводя часть энергии, но боль резала кожу. Я дошел до него. Его глаза, полные безумия, вдруг отразили чистый ужас. Он попытался отшатнуться.

Мои руки, обледеневшие до локтей, схватили его за плечи. Не для удара. Для контакта. Пустота хлынула через ладони прямо в его тело. Не просто холод. Абсолютный ноль. Остановка жизни.

Он не закричал. Он застыл. Буквально. Глаза остекленели, рот открыт в немом крике. Иней моментально покрыл его лицо, волосы, одежду. Он стоял, как ледяная статуя, в позе отчаяния, излучая жуткий холод. Я отступил. Его замерзшее тело рухнуло на плитку, разбившись на крупные, хрустящие осколки. Внутри — не кровь, а черный лед.

Тишина. Глубокая, звенящая. Только тяжелое дыхание и… всхлипывания. Оставшиеся — человек десять — замерли. Их праведный гнев испарился, сменившись первобытным страхом. Они смотрели на осколки Подбородка, на застывшего Рыжего с перебитым горлом, на тела, разбросанные ледяными шипами и моими ударами. На меня. На мои руки, с которых еще стекали капли тающего инея, на обожженную, но уже затягивающуюся кожу груди.

— Предупреждал ведь, — сказал я. Голос был хриплым, но ровным. Как скрип льда под сапогом. — Посеявший ветер пожнет бурю.

Я сделал шаг вперед. Не угрожающе. Просто шаг. Им этого хватило. Как по сигналу, они бросились врассыпную. Не бежали — панически метались, спотыкаясь, толкая друг друга, с визгами и всхлипами. Их боевой дух рассыпался прахом.

Я стоял, переводя дыхание. Пустота внутри насытилась — холодной энергией страха, боли, оборванных жизней. По аллее то тут, то там лежали тела: с перебитыми горлами, пронзенные шипами, с размозженными черепами.

Третий, молчаливый, сидел, прислонившись к дубу, держась за живот, из которого сочилась алая струйка — кто-то из своих, видимо, задел его в давке. Он смотрел на меня стеклянными глазами, не стонал.

И тут… ударило. Не по телу. Изнутри. Острая, режущая боль под сердцем. Как нож. Не физический. Глубже. По связи. Света. «Узы Мораны». Ее боль. Ее ужас. Сквозь связь прорвался шквал ее чистого, неконтролируемого страха. Она чувствовала… это. Смерть. Мою ярость. Мою ледяную пустоту. И это било по ней, слабой, связанной.

— Идиоты! — ярость вспыхнула с новой силой, но теперь — к себе. К ним. Ко всему. Я знал о риске. Но… не сдержался. Не смог? Или не захотел? Пустота требовала отплаты, а я… упивался своей силой.

Я сжал кулаки. На костяшках — засохшая кровь, не моя. Пустота успокаивалась, насыщенная, но оставляя горький осадок. Боль под сердцем ослабла, но не ушла. Света была жива. Но напугана. Ослаблена. И это была моя вина. Впрочем, плевать на нее.

Я посмотрел на растерзанную аллею. На утреннее солнце, освещавшее ледяные осколки и алые лужи. На панически убегающих «спасителей». Никакого