Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

— Чертов день, — прошипел я, чувствуя, как обожженная кожа на груди стягивается. — И ведь только начался. Надо было сразу их всех валить, а не играть в благородство. Все-таки мало во мне осталось от темного — совсем раскис.

Я развернулся и пошел к коттеджу, оставляя за спиной тихий стон Третьего и осколки ледяной статуи, которая еще минуту назад была человеком с подбородком.

Пустота была сыта. Но покоя мне не прибавилось. Только горечь и слабый, испуганный импульс от Светы, на который мне было плевать. И меч под кожей, который тихо заурчал — то ли одобрительно, то ли с упреком за недополученную кровь.

Я подошел к воротам, зашел внутрь. В дом заходить не стал — расположился на веранде. Задумался о том, что мне тут уже в принципе делать нечего. Все эти лекции, студенческая жизнь, Мранные — все отошло на второй план. Я чувствовал себя стариком, сидящим в детской песочнице, окруженным малышней. И куда теперь?

Домой не хотелось, на лекции — бессмысленно и скучно. Подумал, прикинул и решил устроить себе выходной. Такой вот одинокий, но полный всяких приятных мелочей день.

Дела у меня редко расходились с мыслями. Поэтому я замариновал мясо и оставил его стоять до вечера. А сами налил себе чай, нашлась и выпечка. Накрыл легкой стол прямо на улице, в тени, скинул с себя одежду, нацепил шорты и майку-босячку. Шлепанцы на ноги — красота! Вдохнул полной грудью и сделал первый глоток смородинового чая.

Кипяток приятно обжег горло, растапливая внутренний лед. Откинулся, блаженно щурясь — никуда бежать не надо, о спасении мира думать не надо. Да вообще, сегодня я решил не думать — надоело. Буду сильным героем, а не умным. Тогда, может, и голова меньше болеть будет.

Может, пригласить кого — не компании ради, а стриптиза для? А что? Кто бы отказался посмотреть на красотку, вертящуюся на шесте? На которой с каждым оборотом становится все меньше одежды?

Пришла типа такая строгая училка, в юбке и очках — и раз… Ка-а-ак зажгла! Надо Вивиан предложить — эта роль ей очень подойдет.

Тишина и вкус покоя. После ледяного ада Асгарда, после постоянных драк, после гудящей под кожей ярости меча — это было блаженство. Пустота внутри дремала, свернувшись теплым комком. Меч молчал. Даже слабый, ноющий след связи со Светой притих. Сегодня — мой день. День ничего. Просто чай, просто дуновение ветра и просто шелест листьев на деревьях.

Я закрыл глаза, вдыхая аромат чая, позволяя теплу разлиться по телу. Ни богов, ни Пустот, ни академических интриг. Только…

Холодок. Легкий, едва уловимый, как дыхание зимы на стекле в разгар лета. Я не открыл глаз. Знакомое присутствие.

— Опоздала на похороны идиотов, — пробормотал я в кружку, не меняя позы. — Хотя, стоп. Ты бы наверняка оценила ледяную статую. Получилось атмосферненько.

Воздух передо мной сгустился. Не в морозный вихрь, а в плавную волну прохлады. И появилась Морана в своем обычном обличье Богини Смерти — черные одежды, бледная кожа, глаза — бездны вечной зимы. Но ее аура… Она была приглушена. Сжата. Как тигр на цепи внутри клетки. Она смотрела на чай, на булочки, на мою расслабленную позу. Ее тонкие брови чуть приподнялись.

— Отдыхаешь, Видар? — ее голос был как шелест инея по стеклу, но без привычной ледяной остроты. С оттенком… удивления? — После дел праведных и подвигов ратных?

— Ага, — я приоткрыл один глаз. — Имею право, как по мне, потому как заслужил. И вообще, отдых — святое дело. Особенно когда тебя не жгут на костре за это.

Я махнул рукой в сторону второго кресла, стоявшего напротив стола — удобного, уютного, с мягкими подушками на сиденье. И теплом впитанного солнца.

— Присаживайся. Кипяток еще есть. Могу налить чаю. Простого. Смертного.

Она не двигалась. Смотрела на кресло, как на незнакомый артефакт.

— Чай?

— Да. Не нектар, не амброзию. Просто вода, листья смородины, немного мяты и пять минут покоя, — я сделал глоток, демонстративно причмокнув губами. — Попробуй. Забудь на пару часов, что ты Богиня Вечной Зимы и Всеобщего Конца. Побудь просто… Мораной. Случайной гостьей. Которая пришла в гости к другу, соседу, любовнику. Можешь если сильно в образ войдешь, попросить соли.

В ее глазах мелькнуло что-то нечитаемое. Острый интерес? Сомнение? Она медленно подошла к креслу, ее движения были плавными, но лишенными привычной божественной грации. Скорее… осторожными. Она села, откинувшись на спинку. Выглядело это неестественно. Как статуя, которую поставили в непривычную позу.

— Соли? Зачем соли?

— Не знаю. Но обычно так и начинаются всякие любовные романы. Но можем просто поболтать.

— Поболтать? — повторила она. — А о чем?

— О чем угодно. О том, как тебе удается не замерзнуть в этих одеждах. О том, какая глупая птица вьет гнездо в моем фикусе. О том, как Переруг в Совете богов пытался украсть рог у Велеса и с треском провалился.

Я протянул ей чистую кружку и чайник с кипятком.

— Налей из заварника. Поверь мне, это очень вкусно. Если бы этот мир погибал, его стоило бы спасти только ради такого чая.

Она взяла кружку. Ее тонкие пальцы обхватили фарфор с непривычной осторожностью. Богиня смотрела на чайник, на рассыпанные травы. Потом с видом ученого, исследующего сложный артефакт, налила немного заварки в кружку, залила водой. Пар поднялся, окутывая ее бледное лицо.

— Просто… Мораной, — прошептала она, как будто пробуя на вкус слова. Потом поднесла кружку к губам, сделала маленький глоток. Я видел, как она морщится от непривычной горечи, потом — как ее брови снова поднимаются от неожиданного послевкусия черной смородины и мяты. Интересно.

Так и началось. Несколько часов. Ледяная Богиня Смерти и я, простой смертный, сидели в уютном коттедже и… болтали. Я рассказывал о глупых случаях из своей юности — о том, как пытался приручить дикого барсука и чуть не лишился пальца, о первой попытке варить зелье, закончившейся взрывом и зелеными волосами на месяц. Она, поначалу сдержанно, потом с легкой, почти неуловимой улыбкой, делилась закулисными байками божественного пантеона — как Перун в пьяном виде пытался выковать молнию в кузнице Сварога и чуть не спалил Дворец, как Велес проиграл в кости собственную шапку-невидимку Лешему, а потом год пытался ее выкрасть обратно.