Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

— Это уже для лечения? — уточнила она.

— Да. Это первое средство от яда. Но, кроме этого, ей нужно есть. Бульоны, каши. Всё мелко резанное и лёгкое. — Я посмотрел на Анну. — Кто будет готовить? Я объясню, что можно, а что нельзя Марии Борисовне.

Анна выпрямилась, и в её осанке проступила та самая боярская гордость, которая веками держала Русь.

— Я сама буду готовить, — твёрдо сказала она.

Я удивлённо приподнял бровь. Жена Василия Шуйского? У печи?

— Княгиня, это…

— Не спорь, — перебила она. — Продукты будет поставлять мой муж. Лично отбирать и лично привозить. Воду из нашего колодца в опечатанных бочонках возить будут. А готовить буду я, здесь, в малой трапезной при покоях. Никого к котлам не подпущу.

Я посмотрел на неё с уважением. На мой взгляд это был большой поступок. Честно, следующие слова я ляпнул не подумав. Потому что не смотрел на происходящее под таким углом. А хотел как лучше, чтобы Анне Тимофеевне было комфортнее.

— Было бы проще увезти Марию Борисовну в ваш дом, — пробормотал я, потирая переносицу.

В комнате повисла тишина. Даже холопки, кажется, перестали шуршать тряпками. Анна медленно повернулась ко мне и глаза сузились.

Она шагнула ко мне вплотную и понизила голос до шёпота.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь, дурень?

— Я… — начал было я, не мало тако опешив от такой резкой перемены в ней. И Шуйская жестом заставила меня замолчать.

— Увезти Великую княгиню из Кремля? В дом бояр Шуйских? — она чеканила каждое слово. — Да на следующий день вся Москва, все собаки подзаборные будут лаять, что мы её похитили! Что Шуйские хотят власти! Что это мы её там и отравим!

Разумеется, я о таком даже не думал. И по сути, рассуждал, как человек двадцать первого века.

— Прости, княгиня, — прошептал я. — Не подумал.

— Не подумал он… — она покачала головой. — Мой муж и так поставил на кон очень многое. Нашу честь и будущее нашего рода. Мы поручились за тебя, и влезли в это осиное гнездо! Обвинили придворного врача, перевернули вверх дном покои государыни. Если она умрёт… — голос Анны дрогнул. — Нас, может, и не казнят, в отличие от тебя, но отправят в такие глухие места, что твой Курмыш покажется нам огромным городом. Доходчиво объяснила?

— Да, госпожа, — слегка поклонился я.

— Забудь эти слова. Никогда, слышишь, никогда не смей даже заикаться о том, чтобы вывезти её отсюда. Она умрёт или выживет здесь, в этих стенах. Это её крест. И теперь наш.

— Я понял.

Анна выдохнула, разглаживая складки на платье.

— Умный мальчик. Вот и славно.

Глава 15

К вечеру покои Великой княгини преобразились окончательно. Полы блестели, окна сияли, свежий воздух гулял по комнате, разгоняя затхлый запах болезни. Постель была застлана новым бельём, пахнувшим чистотой и солнцем. Шкуры вынесли, шторы выстирали и развесили сушиться.

— Настя, Дарья — вы остаётесь здесь на ночь. Будете дежурить у двери. Если Великая княгиня что-то попросит, зовите меня. Остальные — по соседним комнатам.

— Вы тоже останетесь? — спросил я.

— Да, — ответила Анна Тимофеевна. — Так велел мой муж, и так будет правильно. Моя комната сразу после твоей. Так что, если что понадобится, сразу ко мне. Понял?

— Да, — ответила я.

Когда холопки разошлись, Анна принесла кувшин с молоком и миску с сырыми яйцами.

— Начинаем, — сказал я, подходя к Марии Борисовне. — Сейчас будет неприятно. Но надо пить.

Княгиня под вечер выглядела уставшей. И, поддерживаемая Шуской, она приняла сидячее положение.

— Я готова, Митрий, — сказала она.

Я налил молока в чашу, разбил туда три яйца, отделив белки. Взболтал.

— Пей до дна. И лучше за один раз.

Она пила, давясь, с трудом глотая вязкую жидкость. Я держал чашу, а Анна поддерживала ей голову.

Когда чаша опустела, Мария Борисовна легла обратно, а я отошёл к окну и посмотрел вниз. На Соборной площади уже сгущались сумерки. На стенах Кремля зажигали огни и виднелись силуэты людей, скорее всего стражников.

— Митрий, — окликнула меня Анна. — Иди со мной. Поужинаешь, отдохнёшь.

Я спрыгнул с подоконника.

— А Мария Борисовна?

— Настя и Дарья присмотрят, да и стража у дверей. Так что никто не войдёт.

Я неуверенно глянул на княгиню и, прежде чем согласиться, померил пульс. Да и дышала она ровно.

— Иди, Митрий, — сказала Мария Борисовна, открыв глаза. — Все устали и нужно отдохнуть.

Я кивнул и пошёл следом за Анной.

Мы вышли из покоев. У дверей застыли двое стражников в кольчугах, с копьями. Они даже не шевельнулись, когда мы проходили мимо.

— Анна Тимофеевна, — окликнул я Шуйскую.

Она обернулась.

— Да?

— Почему вы так рискуете?

Она остановилась, внимательно глядя на меня.

— Я просто верю в то, что мой муж не дурак. Он не стал бы рисковать головой, если бы не был уверен в тебе. И… Василий редко ошибается.

После чего она развернулась и пошла дальше.

Игра началась. И ставки в ней были выше, чем я мог себе представить.

* * *

Утром, когда я только-только проснулся, дверь скрипнула, и я был уверен, что никто не стучался в неё. Ни Анна, ни холопки так бы не поступили, и я инстинктивно дёрнулся за саблей, что лежала рядом со мной.

— Ты что, бессмертный? — спросил я, смотря как на пороге стоит не убийца с удавкой, а всего лишь наглый княжич Ярослав, который не делал разницы дома он или нет, и входил ко мне в комнату, забывая или вообще не зная такое понятие, как личное пространство.

Ярослав выглядел непривычно серьёзным. Он быстро окинул взглядом выделенные мне покои и уважительно присвистнул.

— Ну ты даёшь, Митрий… — протянул он, переступая порог. — Ещё вчера простой дружинник, а сегодня живёшь по соседству с Великой княгиней. — Он посмотрел на меня, не обращая внимание на саблю в моей руке. — Как она кстати?

— Сложно сказать, — ответил я. — Кстати, а что ты здесь делаешь?

— Великий князь за мной по утру прислал гонцов. Я, можно сказать, только что с ним лично говорил. — Ярослав вздёрнул нос кверху. — Сказал он следующее: «Будь при лекаре тенью. Что попросит, делай. Кто мешать вздумает, стражу зови и пусть вяжут и в темницу. Потом разбираться сам буду кто и зачем мешает лекарю». — Ярослав криво усмехнулся. — Так что я теперь твой подмастерье, Митрий Григорьевич, — он шуточно поклонился мне. — Командуй.

Честно, я обрадовался этой новости. Ивану Васильевичу можно было пенять на крутой нрав, но дураком он