Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

Надо было видеть, как подобрался Василий Федорович. Ведь доверили ему ОЧЕНЬ важное дело.

— Всех слуг, что прислуживали Марии Борисовне, под замок. Всех. Поваров, ключниц, прачек. Буду лично с каждым беседу иметь. К Великой княгине своих слуг направлю, которыми моя жена Анна Тимофеевна руководить будет. И Митрия подле твоей жены нужно оставить.

Великий князь снова изучающе посмотрел на меня.

— Как ты намерен лечить?

— Нужно вычистить отраву, — начал я перечислять. — Уголь берёзовый, много, чтобы впитал отраву из желудка и кишок. Молоко и яичный белок, они свяжут то, что ещё не всосалось. Великой княгине будет тяжело. Её будет лихорадить, выворачивать наизнанку. Но если этого не сделать как можно скорее… — не стал я заканчивать предложение, смысл которого понял каждый из присутствующих.

— А потом? — будто иного варианта нет, спросил Иван Васильевич.

— Потом покой.

— Будет сделано, — кивнул Иван. — Что ещё?

Мне хотелось проявить себя, чтобы тоже заслужить благодарность Ивана III.

— Я лишь хотел помочь… — начал я, но по его взгляду понял, что ляпнул лишнего.

— Твоё дело, лечить, — отрезал Иван. — Ты лекарь. А сыском в моём государстве занимаюсь я и мои люди.

— Прошу меня простить, и… — склонил я голову.

— Отравителя найдут, — оборвал он меня и ткнул мне пальцем в грудь. — А ты, если моя жена умрёт, ты отправишься следом. И смерть твоя будет долгой. понял меня?

— Понял, Великий князь.

Но тут же Иван добавил.

— Но, если она выздоровеет… Проси, что хочешь. Золото, земли, чин. Всё, что пожелаешь.

— Благодарю, Великий князь, — низко поклонился я.

Иван молча кивнул, после чего повернулся к Шуйскому.

— Василий, организуй охрану. Никого не пускать без моего ведома. И ещё, ни слова никому об отравлении. Нельзя допускать, чтоб в народе волнения начались.

Иван развернулся и направился к выходу и вскоре за ним последовали Шуйский и Тверской. А я остался один с Марией Борисовной.

Столько всего произошло за последний час, что мне понадобилось время составить план действий. Но прежде… Я огляделся по сторонам. Роскошь, золото, парча… И слой пыли на резном изголовье кровати. Грязные пятна на полу, прикрытые коврами. Спёртый воздух, десятки коптящих свечей…

— «Идеальный инкубатор для заразы», — с отвращением подумал я.

Я скинул свой парадный кафтан, полученный от Шуйского, оставшись в льняной рубахе, и закатал рукава.

— Что ты делаешь? — удивилась Мария Борисовна, приподнимаясь на локте.

— Уборку, — подходя к окну буркнул я. Я распахнул его настежь, не спрашивая разрешения. В комнату ворвался поток весеннего тёплого ветра. После чего начал тушить свечи. Воск, ладан, какие-то травяные курильницы, всё это было тут лишним.

— Что ещё ты собираешься выбросить? Мои подушки? Ковры? — спросила княгиня с лёгкой иронией. Ей было любопытно наблюдать за мной. И для меня было очевидно, что ей наскучило лежать в кровати.

— Подушки заменим, — усмехнулся я. — А вот ковры… да, их тоже надо бы вынести и отбить от пыли, а лучше постирать.

После чего выглянул за дверь, где уже стояли двое воинов. И подумав, что с такой охраной Марие Борисовне ничего не грозит, пошёл искать тряпку и тару, в которую можно будет набрать воду. А колодец я видел неподалёку, когда шёл сюда.

На улице… была тишина. Если до этого, когда я шёл сюда, повсюду сновал народ, то теперь люди, если и попадались на глаза, то шли чуть ли не бегом, стараясь не задерживаться на улице.

Вскоре я вернулся в покои Великой княгини.

— Ты? Сам? — её глаза расширились, когда я стал выжимать тряпку. — Позвони в колокольчик, прибегут девки…

— Прошу меня простить, Мария Борисовна, но нет. Пока не придут люди от Анны Шуйской, я никому здесь не верю.

Я начал с прикроватного столика. Смахнул склянки с мутным содержимым, протёр столешницу, затем принялся за подлокотники кресла. Мария Борисовна наблюдала за мной с нескрываемым изумлением.

— Странный же ты, Митрий, — сказала она спустя какое-то время. — Не похож на лекаря. И на холопа не похож.

— А на кого похож? — спросил я.

— Вот и я стараюсь понять, — ответила она. — Расскажи мне о себе, — попросила она, и в голосе ее слышался незамаскированный интерес. — Откуда ты взялся такой? Шуйский говорил ты из Курмыша. Кто учил тебя?

Всего по одной этой оговорке я понял, что Шуйский уже был здесь без меня… Тогда зачем ломал комедию? Вопрос, который остался без ответа.

— Из Курмыша, всё верно, — кивнул я. — Мария Борисовна, вряд ли ошибусь сказав, что тебе уже известно про то, что я спас Глеба Ратиборовича.

Она несколько секунд смотрела на меня.

— Ты догадался, что я знаю о тебе, когда спросила о Курмыше? — Я кивнул. — А ты умён, — с лёгкой улыбкой сказала она. — Не многие умеют читать между строк.

Я ничего не ответил. Может, по меркам этого времени, так и было. Но вот по моим… по временам двадцать первого века она мне, можно сказать, прямо заявила об этом.

— У тебя есть семья? — не останавливалась Мария Борисовна.

— Отец, — ответил я. — Его зовут Григорий. Десятник в дружине Ратибора Годионовича. Воин от Бога, саблей машет так, что ветер свистит.

— А мать?

Я на секунду замялся. Образ Дарьи, настоящей матери Митьки, всплыл в памяти… Он её почти не помнил. Вернее, врезался в память образ за день перед смертью. И выглядела та женщина очень плохо.

— Умерла, — коротко ответил я, — шесть лет назад. Лихорадка. И брат старший погиб в сражении с татарами. Так что из родных у меня только отец и младший брат по отцу. — Про Иву и Севу, детей Глафиры, я решил не упоминать.

Мария Борисовна вздохнула.

— Прости, я не хотела ворошить больное.

— Ничего. Давно это было, уже привык.

Мы помолчали.

— И как вы живёте? Всего ли хватает? Ратибор не задирает? — посыпалось ещё больше вопросов.

— Как живём? Сейчас дела наладились, но по началу было тяжело. Рыбу ловил, придумки разные мастерил…

— Какие? — оживилась Мария Борисовна.

— Придумал, как крючки делать особые, с зазубриной, чтоб рыба не срывалась. Потом коптильню сложил и стал запекать рыбу, а после менять на другие продукты или продавать. В кузнице работал, там меня дядька Артём научил с металлом обращаться, да и, честно сказать, сил я там у него понабрался.

— Не простая у тебя жизнь.

— Я ж говорю, была. Хотя, — сделал я паузу, — когда первый раз татары взяли Курмыш в осаду, было страшно. Вернее, во второй, — тут же исправился я. — В первый они и дня не простояли. А вот во второй больше недели отбивались от них. Но очень