Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

(от авторов: в реальной истории Михаилу в 1463 году было 10 лет. Он стал Великим князем Тверским в 8 лет после смерти отца, Бориса Александровича. НО! В этой истории Михаилу 35 лет. Просим при чтении исходить из этого)

— И тебе не хворать, Василий Фёдорович. — ответил Тверской. — Слышал, тебя новгородцы потрепали?

— Бог миловал, Михаил Борисович. Легко отделался, но, честно, в какой-то момент уже мысленно простился со всеми. Сейчас на месте раны маленькая царапина осталась.

— Царапина, говоришь? — Тверской усмехнулся. — А слухи ходят, что тебя чуть к праотцам не отправили.

— Кстати, — Шуйский сделал шаг в сторону, открывая меня. — Позволь представить тебе, князь, этого молодого человека. Это Митрий, тот самый лекарь, о котором я говорил Великому князю.

Тверской медленно перевёл взгляд на меня.

— Лекарь? — переспросил он. — До меня доходили слухи, но я не думал, что они правдивы. Юнец же совсем.

— Юнец, да удалец, — спокойно парировал Шуйский. — Он спас моего племянника от хромоты, мне ногу лечил и дружинников моих и Глеба Ратиборовича с того света вытащил.

Михаил Борисович скривил губы.

— Слышал я про его «подвиги», — сделал он акцент на последнем слове. Франческо дель Кастелло мне всё уши вчера прожужжал. Говорит, мол, появился в Москве какой-то шарлатан, который режет людей, как свиней, и называет это лечением.

Вот оно. Итальяшка времени не терял.

— Франческо — учёный муж, но, поверь мне, Михаил Борисович, у Митрия золотые руки. К тому же он лечит не по книгам Авиценны, а Божьим даром.

Я нахмурился и бросил быстрый взгляд на Шуйского. Эта дорожка была опасной. Но, видимо, он верил в свои силы, раз не боялся, и защитит от церкви.

— Божьим даром? — Тверской фыркнул. — Или дьявольским наущением? Моя сестра, она Великая княгиня. И я не позволю, чтобы к ней прикасался какой-то безродный выскочка.

— Я здесь не для того, чтобы вредить, а чтобы помочь, — набрался я смелости сказать что-то против.

Тверской уставился на меня с искренним изумлением.

— Ты смеешь мне отвечать? — прошипел он, делая шаг ко мне.

Шуйский тут же оказался между нами. Он не сделал ни одного резкого движения, но его фигура словно выросла, перекрывая меня.

— Михаил Борисович, — голос Шуйского стал ледяным. — Митрий находится под моим покровительством. И он здесь по воле твоего зятя, Великого князя Ивана Васильевича. Если у тебя есть сомнения, давай обсудим их. Но не здесь, на крыльце, на потеху холопам.

Тверской князь замер. Упоминание Ивана III подействовало, как ушат холодной воды. Он смерил Шуйского злобным взглядом, потом перевёл его на меня.

— Хорошо, Василий. Давай обсудим.

Он кивнул в сторону небольшой крытой галереи, где никого не было.

— Жди здесь, Митрий, — бросил мне Шуйский и, прихрамывая, пошёл за Тверским.

POV

Шуйский — Тверской

Шуйский и Тверской отошли в тень крытой галереи, подальше от любопытных глаз. Здесь, среди холодных каменных столбов, гул кремлевской площади казался немного приглушенным.

Василий Федорович шел тяжело, налегая на здоровую ногу, но спину держал неестественно прямо. Михаил Борисович остановился резко, развернувшись к Шуйскому всем корпусом.

— Ты в своем уме, Василий? — прошипел он. — Ты притащил к одру моей сестры мальчишку?

Шуйский спокойно выдержал тяжелый взгляд князя.

— Я хочу, чтобы твоя сестра жила, Михаил, — ответил он ровно. — И ты, если отбросишь свою спесь, поймёшь, что хочешь того же.

— Спесь⁈ — Тверской шагнул к нему, и рука его невольно дернулась к рукояти сабли. — Моя сестра, Великая княгиня Московская! А этот твой Митрий… Кто он? Лекарь-самоучка, нахватавшийся поди вершков у знахарок? Франческо говорит, что его методы — это варварство. Вода и соль! Серьёзно?

— Франческо лечит Марию Борисовну уже полгода, — парировал Шуйский. — И каков итог? Она тает, как свеча. Еще месяц, может, два… — выдержал он паузу, чтобы его слова дошли до Тверского. — И мы будем стоять не здесь, а в Архангельском соборе, провожая ее в последний путь.

Тверской скрипнул зубами. Упоминание о возможной смерти сестры ударило по больному. Но Шуйский знал: Михаил боится не только потери родной крови. Он боится потери влияния. Пока Мария жива, Тверь и Москва связаны неразрывно. А если она умрет, всем договорённостям будет конец. Не его княжеству тягаться с Москвой.

— Ты рискуешь головой, Василий, — произнес князь, отводя взгляд в сторону. — Если этот мальчишка ошибется, если сделает хуже… Иван Васильевич сожрёт и его и тебя вместе с ним.

— Михаил, он просто осмотрит её. И если он поймёт, что с Великой княгиней, тогда…

Тверской перебил его.

— Франческо говорит…

— А если Франческо и есть причина того, что ей становится хуже? — тихо спросил Шуйский.

Тверской замер.

— О чем ты говоришь?

Шуйский оперся плечом о холодную кладку колонны, давая ноге передышку.

— На меня напали по дороге в Москву, Михаил. Новгородцы. Наемники.

— Я слышал, — отмахнулся Тверской. — Новгород всегда точит зуб на Москву. При чем тут моя сестра?

— При том, что они не просто хотели ограбить обоз. Они шли за мной, хотели похитить.

— Похитить? Не убить?

— Не перебивай, — строгим тоном попросил Шуйский. — Мы взяли одного живым. Десятника. Прежде чем он отправился к праотцам, я имел с ним у костра один интересный разговор.

— И что же ты у него выпытал?

— Он упомянул Ливонский орден. И еще одно имя, — сделал он паузу. — Софья.

Глаза Михаила Борисовича сузились. Он был неглуп, этот тверской князь.

— Палеолог? Римская племянница?

— Именно, — кивнул Шуйский. — Папа Пий спит и видит, как бы подмять под себя русскую церковь. А лучший способ сделать это, посадить на московский трон свою воспитанницу. Но есть одна проблема. Место занято. Твоей сестрой.

— Ты хочешь сказать… — голос Тверского дрогнул. — Ты хочешь сказать, что ее травят?

— Я не утверждаю, — осторожно ответил Шуйский. — Но я подозреваю. Франческо итальянец. Он учился в Падуе, бывал в Риме. Кто знает, кому он служит на самом деле? Ивану Васильевичу или тем, кто шлет письма из Ватикана?

Михаил Борисович провел ладонью по лицу.

— Если это правда… — прошептал он. — Если Мария умрет, Тверь потеряет все. Иван женится на гречанке, и мы станем для него чужими.

— Вот именно! Я хочу помочь, и Митрий может помочь!

— А если он шарлатан? — в голосе Тверского все еще звучало сомнение. — Если он просто деревенский дурачок, которому повезло?

— Дурачок не вытащит стрелу из шеи… Дурачок не перережет глотку испанскому мастеру шпаги в поединке. — Шуйский усмехнулся, вспомнив тот вечер в Нижнем. — Поверь, у парня там, — указал он на верх, — есть покровители. У