Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

парня есть дар. И, что важнее, у него есть чутье. Он видит то, чего не видят другие. Я ставлю на него свою репутацию. И свою жизнь, кстати, тоже. Потому что, если заговорщики поймут, что мы знаем… следующая стрела может прилететь уже не в лесу, а прямо здесь, в Кремле.

— Ты играешь с огнем, Василий, — прищурился Тверской.

— Я использую нас всех, как наживку, — холодно ответил Шуйский. — Я, Митрий и ты… Мы сейчас в одной лодке. Если Митрий найдет яд или способ вылечить княгиню, мы победим. Если нет… тогда готовься встречать новую хозяйку Кремля. И учи латынь, пригодится…

— Хорошо, — выдавил он. — Пусть смотрит. Но я буду рядом. И если он сделает хоть одно неверное движение, если причинит ей боль… я сам его придушу.

— Договорились, — произнёс Шуйский, и они вместе с Тверским пошли в сторону Митрия.

Глава 13

Тяжёлые, окованные медью двери отворились с протяжным скрипом, словно не хотели впускать нас внутрь.

Вместо вида роскошных покоев и блеска золотых икон первым меня встретил запах, он буквально ударил в лицо. Почти осязаемый запах болезни, он смешивался с приторным ароматом ладана, воска и каких-то резких заморских благовоний.

В комнате царил полумрак. Окна были плотно занавешены тяжёлыми бархатными шторами, не пропускавшими ни единого лучика солнечного света. Лишь десятки толстых восковых свечей, расставленных по углам и на столах, отбрасывали дрожащие тени на расписанные стены.

В горле запершило от спёртого воздуха.

— Проходите, — буркнул Михаил Тверской, пропуская нас вперёд.

Покои Великой княгини поражали богатством, которое сейчас казалось совершенно бессмысленным. Ковры, сундуки, обитые красным сафьяном, серебряная посуда на столиках… Всё это меркло перед тем, что находилось в центре комнаты.

На огромном ложе под балдахином из парчи лежала молодая женщина — Великая княгиня Московская, Мария Борисовна.

— «Блять… краше в гроб кладут!»

Она была бледна до синевы. Тёмные круги под глазами делали её взгляд пугающе глубоким. А руки, бессильно лежавшие поверх одеяла, напоминали птичьи лапки.

Но даже в этом измождённом теле чувствовалась порода. И стоило нам войти, как она медленно повернула голову.

Вокруг ложа замерли служанки: три женщины в темных платьях, с лицами, полными скорби. А у изголовья, скрестив руки на груди, стоял он — Франческо дель Кастелло. И увидев меня, он скривил губы в презрительной усмешке, но промолчал, лишь сверкнув глазами в сторону Шуйского.

— Княгиня, — тихо произнёс Василий Фёдорович, склоняясь в глубоком поклоне. Несмотря на больную ногу, он сделал это с удивительным изяществом. — Прости, что тревожим твой покой.

Я поспешил поклониться следом, стараясь не пялиться, но профессиональный интерес брал своё. Я уже «сканировал» её взглядом: цвет кожи, дыхание (поверхностное, частое), положение тела.

Мария Борисовна смотрела на нас несколько долгих секунд, словно пытаясь вспомнить, кто мы такие.

— Князь Шуйский… — уставшим голосом сказала она. — Ты снова привёл кого-то? Разве мало мне мучений от одного лекаря?

Она скосила глаза на Франческо. И тот чуть приподнял подбородок.

— Великая княгиня, этот юноша не чета прочим, — мягко произнёс Шуйский. — Он отмечен Божьим даром. Он спас моего племянника, спас меня самого. Я ручаюсь за него своей головой.

— Твоя голова, Василий, и так держится некрепко, — на что-то намекнула она, при этом я видел, как напряглись скулы у Шуйского.

Тем временем её взгляд переместился на меня. Тяжёлый, изучающий взгляд умирающей женщины.

— Подойди ближе, — велела она.

Я сделал три шага вперёд и снова поклонился.

— Как зовут тебя?

— Митрий, государыня.

— Митрий… — повторила она. — И сколько же тебе лет миновало, Митрий?

Вопрос был ожидаемым. В этом времени возраст значил опыт. А опыт — это седая борода и важно надутые щёки. У меня не было ни того, ни другого.

— Шестнадцать, государыня, — ответил я честно.

— Да? — брови княгини удивлённо поползли вверх. — Я думала, что ты старше. — На её измождённом лице проступило выражение крайней усталости. — Шестнадцать… И уже лекарем себя мнишь? Дааа… — протяжно произнесла она. — Видимо, муж мой решил от меня избавиться, раз дозволяет пускать ко мне детей вместо врачей. Или ждёт, когда я наконец освобожу место…

Она замолчала, и тут же нарисовался «мистер седая борода и надутые щёки»!

— Вот-вот, государыня! — тут же вклинился Франческо. Он шагнул вперёд, словно защищая пациентку от моего присутствия. — Я говорил князю Василию Федоровичу! Это оскорбление! Приводить к ложу Великой княгини безродного мальчишку, который и латыни-то не знает! Это варварство! Он только навредит, нарушит баланс гуморов, который я с таким трудом пытаюсь…

Шуйский медленно повернул голову к итальянцу. Он ничего не сказал. Просто посмотрел. Тяжёлым таким взглядом воеводы, что итальяшка тут же заткнулся.

Франческо поперхнулся на полуслове. Итальянец отступил на шаг назад, поджав губы, но продолжая метать в мою сторону злобные взгляды.

В этот момент от дверей отделилась тень. Михаил Тверской, брат княгини, подошёл к ложу.

— Маш, — тихо позвал он, опускаясь на колени рядом с кроватью и беря её руку в свои ладони. — Прошу тебя… Не смотри на его молодость. Хуже ведь не будет…

Последние слова повисли в воздухе. Тогда Мария Борисовна посмотрела на брата.

— Хуже не будет… — повторила она, но с таким пофигизмом в голосе, что стало очевидно… она сдалась.

— Пусть смотрит.

Тверской кивнул мне, разрешая подойти.

— Господин князь, — произнёс я. — Мне нужно осмотреть княгиню.

— Так осматривай, — кивнул Шуйский.

— Для этого мне нужна тишина и свет, — продолжил я, косясь на итальянца. — И чистый воздух. Здесь слишком много людей.

Франческо вспыхнул, как сухой порох.

— Что⁈ Ты смеешь выгонять меня? Меня, личного врача Великого князя? Я должен следить, чтобы ты не натворил бед своим невежеством!

Я посмотрел прямо в глаза итальянцу.

— Синьор Франческо, — наклонил я голову набок. — Если вы так уверены в своём лечении, то почему княгиня всё ещё не встала?

Удар ниже пояса. Франческо открыл рот, хватая воздух, лицо его пошло красными пятнами.

— Я… Да как ты смеешь… Это сложный случай! Дисбаланс чёрной желчи…

— Я не знаю про желчь, — перебил я его, поворачиваясь к Марии Борисовне. — Но я знаю, что больному нужен покой. Великая княгиня, — я поклонился ей, — позвольте мне остаться с вами, вашим братом, князем Шуйским и одной служанкой, а лишние глаза мешают сосредоточиться.

Княгиня перевела взгляд с моего лица на багровое от ярости лицо Франческо. В уголках её губ мелькнуло что-то похожее на слабую улыбку. Кажется, ей даже понравилось, как я осадил заморского гостя.

— И то верно, — прошептала она. — Надоел он мне. Жужжит и