Чайная буря - Хафса Файзал

Он соблюдал меры предосторожности – но и она тоже. В тот день, когда он заявился к ней в кабинет, Феликс проследил за Лаитом до квартиры, но Арти ни разу не пришло в голову, что однажды она сама навестит его по этому адресу.

– Надень рубашку, – сказала она. Сохранять небрежный тон требовало больших усилий. – Нам нужно поговорить.

Лаит вошел в комнату, вынуждая ее взглянуть на него. Он стоял босиком на ковре с завязанной в узелки бахромой. Лунный свет обнимал его, прорисовывал тени на мужском теле, и Арти еле сдержала порыв включить лампу – не затем, чтобы получше рассмотреть Лаита, а чтобы увидеть, как он выглядит омытый золотом, а не серебром. Почему он направился к ней? Все ближе и ближе, каждый шаг – словно пуля, что ложится в барабан револьвера.

Если он намеревался таким образом напугать ее, то ему…

– Я за рубашкой, – хрипло пояснил он и подошел к гардеробу, что стоял позади Арти. Открыл дверцу, достал вещь, сглотнул, а затем натянул рубашку на себя – в движении его мышцы заиграли. – Ну? Теперь я, по-твоему, достаточно прилично выгляжу?

Арти подавила желание попросить его накинуть и халат. Дело было не в соблюдении приличий. Она не эттенийская ханжа, которая падает в обморок при виде голой лодыжки. Ей плевать, даже если он решит прогуляться по центральной площади Белого Рева нагишом.

В присутствии Лаита Арти думалось с трудом. Она не могла сосредоточиться на отчаянии в его глазах и боли, застывшей на лице. Она разглядывала его, изучала неподвижность черт, расслабленную осанку. Вечно выискиваешь подлог там, где его нет, произнес Джин у нее в голове. И он был прав. Потому-то она до сих пор и не погибла. Благодаря этой привычке Арти выбралась из грязи под чужими ногами и теперь счищала ее с собственных ботинок.

– Сядь, – сказала она.

Она спасла ему жизнь, он спас жизнь ей.

– Пора тебе рассказать мне правду.

* * *

Лаит заварил себе чашку кофе, но Арти в ответ на его предложение заварить и ей покачала головой. Ее отвращала не горечь. Кофе не утешал так, как чай. Лаит пожал плечами и размешал в своей чашке пять кубиков сахара. С таким количеством сладкого у него скорее был сахар с добавлением кофе.

Лаит кивнул в сторону кобуры у нее на поясе.

– Почему бы нам не начать с этого?

– С этого?

Арти вынула пистолет и сосредоточилась. Его контуры теряли четкость, когда совершалось преображение: серебро блестело, чернота манила. Арти слышала, как Лаит резко втянул воздух, когда Калибур-нож превратился в Калибур-шпильку – достаточно изящную, чтобы украсить прическу, и достаточно острую, чтобы убить. Шпилька превратилась в ножницы, затем в боевую звезду с заостренными краями, потом в серебряный кастет и в кинжал – неизменно в разновидность оружия, всегда с черной филигранью, неким образом напоминавшей Арти Лаита.

– Но как? – спросил он, усевшись на ковер с чашкой кофе в руке.

Впервые это произошло, когда Арти с Джином от кого-то убегали. Она вспомнила, как он пошутил, что им не помешало бы оружие потише пистолета. Арти тоже об этом подумала и через пару секунд выронила меч. Они с Джином уставились друг на друга с такими лицами, будто один разыграл другого. Ни он, ни она не понимали, как это случилось.

Вскрой кто-нибудь пистолет и загляни внутрь, он нашел бы в обойме одну-единственную серебряную пулю – хотя Арти много раз пускала пистолет в дело и ни разу его не перезаряжала. Он был не только способен превращаться в какое угодно оружие, но и убивать кого угодно.

Даже вампиров.

Об этом Арти узнала на собственном горьком опыте, когда наткнулась на вопящего о помощи юного сироту Рени, на которого в темном переулке напал вампир. Арти выстрелила в нападавшего, надеясь выиграть немного времени, чтобы они с Рени успели сбежать оттуда, но эффект оказался куда серьезнее. Рени, превращенный тогда в вампира, пережил слишком сильное потрясение и не помнил подробностей случившегося, но после этого стал частью команды Арти, а сама она больше никуда без Калибура не выходила.

На протяжении нескольких лет Арти заботилась о Калибуре так, как никто не заботился о пистолете. Он сделал ее сильнее – но не в том смысле, в каком это обычно подразумевается с оружием, а потому, что служил доказательством: она обхитрила империю. Джин заявил, что пистолет в благодарность за проявленную Арти заботу тоже проникся к ней симпатией. Настолько, что готов был превращаться в любое оружие, какое ей может понадобиться. Никому, кроме Джина, Арти об этой способности пистолета не рассказывала.

До сегодняшнего дня.

– Нет смысла гадать, как это происходит, куда важнее – почему, – ответила она на вопрос Лаита.

Арти ожидала от него любой реакции, но только не того, что он сделал: отвел глаза и опустил ресницы, словно воин – ножи, решив сдаться.

– Спасибо тебе, – наконец сказал он. – За то, что спасла меня.

На сей раз взгляд отвела Арти. Она и представить не могла, что он поступится гордыней и поблагодарит ее, и уж точно не ожидала, что прозвучит это так искренне.

Она с силой прикусила язык так, что разозлилась от боли. В этом состоянии она прожила последние десять лет, и именно оно помогало ей не сдаваться. Но с момента знакомства с Лаитом у нее появилось ощущение, будто она теряет контроль над собой. Что-то вынуждало ее проживать одну эмоцию за другой – раздражение, замешательство, душевное смятение, а теперь еще и чувство вины.

– Тебе стоило бы…

– Ты кое-что сказала тому типу на складе, – перебил ее Лаит. Кошечка залезла ему на колени и заурчала громче фабричного станка. – Когда он упомянул твою мать.

– Забавно, что ты обратил на это внимание.

Арти не хотелось обсуждать эту тему – уж точно не здесь и сейчас, под покровом ночи, когда воспоминания восстают из своих могил.

– У тебя что, нет семьи?

На боку звякнули карманные часы.

– Моя семья – это Джин. Моя семья – это моя команда. «Дрейф» – наш дом, если ты еще не понял это по тому, как все мы твердо настроены добыть ту книгу учета.

В глазах Лаита мелькнуло разочарование, и Арти умолкла.

– Отец и мать умерли у меня на глазах, – сказала она – на сей раз куда мягче. Возможно, ночью говорить правду проще. – А больше у меня никого и не было.

Что касается последнего, она солгала. Помимо родителей и Джина, существовал еще кое-кто, не так ли? Тот, кто