Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

нельзя продавать в рабство. Это можно сделать, лишь если я сильно провинился перед законом, и то только по постановлению Лукренонского суда, но они на это просто-напросто смеялись нам в лицо. Говорили, что теперь они для нас самый главный закон и не какому-то там суду, а им решать, насколько мы провинились, и вообще отныне мы и наши жизни принадлежат только им. И они вправе распоряжаться нами, как им заблагорассудится. Что теперь будет? – он выразительно посмотрел мне в глаза.

– Все будет хорошо. Обещаю вам. Я вас вытащу.

– Вы думаете, у вас получится? – в глазах сверкнула надежда.

– Конечно, – спокойным голосом и как можно уверенней сказал я. – Скажу вам по секрету, уважаемый Алсоний: мне в своей жизни и не из таких передряг приходилось выбираться.

Наконец узлы поддались и он смог освободить мои руки. Веревка скользнула на пол.

– Все. Спасибо. Дальше я сам. Ступайте к своей семье, успокойте и приободрите их. Все будет хорошо, я вам обещаю. Кстати, уважаемый Алсоний, у вас не будет пары глотков воды? А то жажда вконец замучила.

– Да. Да, конечно. Вон кувшин около стены, там вода, а рядом с ним лежат лепешки.

Алсоний уполз к своей семье. Я, размяв запястья, занялся узлами, стягивающими мои ноги. А охранники, увидев, что я почти полностью распутался, направили свои стопы к праздничному столу, по дороге похохатывая и громко переговариваясь между собой, отпуская сальности в сторону несчастных пленниц – жены и дочки Алсония:

– А ничего такие лярвы. Дочурка очень славная – сладенькая вся такая, чистая, юная. «Полакомиться» ею было бы совсем недурно.

– И не говори, дружище. Да и мамаша тоже ничего, в самом соку. При совокуплении еще кого угодно удивить может.

– Да… ты прав. Эти взрослые богатые дамочки такое в постели вытворяют, особенно когда попадают в руки настоящих мужчин, на всю жизнь запомнишь…

Даже не представляю, какие чувства сейчас испытывал бедный Алсоний, слыша все эту мерзость, которая слетала с губ этих двух озабоченных подонков. Мне-то было противно, аж передернуло всего, а каково тогда ему, когда такое говорят о его жене и дочери?

Я добрался до кувшина – вода была чистая, вкусная. Пил. Пил и пил. Все никак не мог напиться. Когда понял наконец, что все, в меня больше не лезет, отломил небольшой кусочек от слегка засохшей, с корочкой лепешки. Жевать было больно – зубы во рту, после того как пропустил столько ударов по голове, шатались. При первом же укусе я почувствовал солоноватый, с металлическим оттенком привкус – это из разбитых десен засочилась кровь. Да, лихо они меня отмудохали. Как жив остался, не понимаю. Наверное, просто повезло. Я сплюнул кровь и откинулся на спину, на прохладный песок. Вытянул ноги и попытался уснуть. Вряд ли денек завтра выдастся попроще и полегче, а поэтому надо выздоравливать, набираться сил и думать о том, как совершить побег. Одному мне сделать это было бы намного проще, чем с «хвостами», но я обещал, что ни за что не брошу здесь этих бедолаг, поэтому надо изловчиться и придумать что-то этакое, чтобы убежать всем вместе. Сейчас все равно в голову ничего не лезет. Так что отложим до завтра. Как говорится, «Утро вечера мудренее».

Проснулся я от шума, жуткой возни и душераздирающих женских криков. Тело болело ужасно – каждая косточка, каждая мышца. Вечером я еще мог кое-как двигаться, превозмогая боль, а сейчас словно паралич разбил. Не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Не хватало никаких сил. Видимо, организм на время дал сбой. Такое бывает часто. Наш организм сам берет на себя функции лекаря, не давая хозяину лишний раз подвигаться, тем самым давая ему понять, что девиз «движение – это жизнь» здесь не катит, и это не всегда гарантированная формула успеха. Человек от лишних телодвижений может навредить себе, сделать еще хуже. Он как будто говорит тебе: «Ты уж, будь добр, полежи, дружок, и не двигайся, пока я в норму не приду».

Но сдается мне, что, скорей всего, мое состояние – это остаточный эффект от «дурман-травы» смекры, которой опоила меня эта рыжая малолетняя бандитка.

На ночь я интенсивно попил водички, и произошла обычная химическая реакция, это как с чистым неразбавленным медицинским спиртом, вечером ты посидел, хорошо выпил, утром ты уже вроде трезв, только сушняк во рту и легкая головная боль, а так больше ничего не беспокоит, но стоит тебе только припасть к крану с холодной водой и сделать пару небольших глотков, чтобы тем самым убрать ненужную сухость во рту – и на «котлетос», получи на старые дрожжи со всей дури по мозгам. Короче, развезет хуже прежнего – лыка вязать не будешь. Кто имел удовольствие хоть раз злоупотреблять этим «благородным» «высококачественным» напитком, знает, о чем я говорю. Так и со мной вчера. Мой организм, пока был крепок и здоров, еще боролся за живучесть, он тянул лямку, кое-как справляясь с этой отравой, но потом, получив изрядную долю звездюлей, он крайне ослаб, а испив водички из кувшина, не выдержал, сдался. Так что факт остается фактом – двигаться я не мог, а мог быть лишь сторонним наблюдателем, созерцая происходящее в роли паралитика, все видя, все осознавая и в полной невозможности хоть как-то повлиять.

А происходило вот что: с десяток бородачей, вдосталь откушав веселящего напитка по случаю великого праздника, захотели внести некоторое разнообразие в свой отдых. Под воздействием винных паров возжелали чего-то необычного, сладенького. В качестве десерта были выбраны жена с дочкой Алсония. Вломившись в нашу темницу, схватили за волосы упиравшихся и кричащих женщин, начали выволакивать их из клетки наружу. Те отбивались яростно, как могли, но силы были явно не равны. Алсоний, весь в крови, избитый, пытался защитить своих близких. Не знаю, откуда у этого мужчины брались силы – он то и дело получал сокрушительный удар за ударом, падал, вставал, шатаясь словно пьяный, отталкивал одного из бандитов от царапающихся, кусающихся, зовущих на помощь душераздирающими воплями жены и дочки и снова падал под градом ударов. Опять вставал, пытаясь ударить, зацепить хоть кого-то из бородатых подонков, но чаще всего промахивался, лишь сотрясая кулаком воздух. Те же, больше озабоченные тем, чтобы поскорее вытащить женщин наружу и заняться ими вплотную, отмахивались от главы семейства словно от назойливой мухи, но их ответные удары всегда достигали цели, и Алсоний опять падал. Последние три удара, после которых он больше не мог встать и сопротивляться, нанес ему тот хмурый малый,