Кредо инквизитора - Алексей Михайлович Рутенбург

Гололёд не останавливает любителей автомобилей от того, чтобы сесть за руль. Сигналят, медленно и аккуратно ездят. Город живёт в любое время суток, в любую погоду, в любое настроение. Город не может умереть, если ему не помочь, так же и я: я не могу убить себя, мне нужна помощь. Либо Слеш сегодня закончит свой начатый цикл, либо я остановлю его навсегда, но что мне потом? Что потом – это будет потом… Сейчас для меня существует только здесь и сейчас.

***

Я остановился. На перекрёстке Тамбовской и Расстанной улиц стояла она. Облокотившись плечом на здание, она смотрел на меня, улыбалась, но молчала. Моё сердце потянуло назад, меня бросило в холодный пот. Даша стоит передо мной и смотрит, не отрывая глаз. Я ошеломлён, не знаю, что делать… Стою и смотрю на неё… А она улыбается, отворачивает голову резким движением, бросая волосы, изгибает немного тело, потом возвращается в прежнее положение и кокетливо, мило, покусывает нижнюю губу и уносится в чистый и искренний смех. Поворачивая плавно голову, по-прежнему смотрит всё время на меня. Исподлобья, закусив краешек губы, лицо почти в профиль, но глаза на меня, и медленно проводит языком по губам. Опустила взор вниз, замялась, оттолкнулась от стены и стоит без опоры. Я смотрю на неё… Меня толкают в спину всякие бабушки, люди спотыкаются об меня, все бузят, бухтят, мол встал, как пень на дороге, но для меня они не существуют, для меня сейчас есть только она. Она повернулась ко мне спиной, посмотрела через плечо назад, на меня. У меня закололо сердце, ужасно больно. Хватаюсь рукой за грудь, темнеет в глазах, чувствую, что падаю, припадаю на одно колено, одной рукой продолжаю держаться за сердце, второй вонзился в остатки снега и взял упор. Тяжело… Поднимаю глаза, смотрю на неё. Она стоит вполоборота и смотрит на меня, ветер развивает её волосы, а жестом она медленно посылает мне воздушный поцелуй. Я должен встать… Мне нужно идти… Если я почувствую её поцелуй с того света, я уже ничего не смогу… Сумасшествие какое-то… Сердце закололо ещё сильнее, теперь каждое движение отражается где-то ниже плеча, боишься пошевелить даже пальцами. Любой вздох пробивает грудь, словно тараном ломают её. Я смотрю на Дашу, и у меня наворачиваются слёзы, это не слёзы боли, которую я сейчас испытываю, это слёзы другой боли, которую нельзя вылечить. Самосожжения на костре моих мыслей мне предостаточно… Надо встать и идти… Я должен… Ради себя… Из-за Иржи, из-за неё… Я чувствую свою вину.

Сцепив зубы, бросив украдкой взгляд на Дашу, я начал набирать в лёгкие воздух через всю боль, которую я начал игнорировать, и резко встал на ноги. Я сжался весь внутри. Меня словно парализовало. Я посмотрел на Дашу, она улыбнулась, поднесла свою ладонь к губам, прикоснулась к ней губами, направила ладонь и плавно подула в мою сторону. Я почувствовал, что ветер заметно усилился, пошёл снег, и он начал резко бить меня по лицу. Он облеплял куртку, влетал за воротник, бил по глазам, и мне пришлось их закрыть. С закрытыми глазами я направился прямо туда, где был её силуэт.

Ветер стал спадать, я открыл глаза… Передо мной никого не было… Только перекрёсток… Налево, вперёд и налево, направо… Направо мне дорогу загородил двадцать пятый трамвай…

***

Я смотрел вперёд и думал, куда мне идти. Настраивался… Готовился внутри себя к своему следующему шагу и тут… Что-то острое упёрлось мне сзади в левый бок. Я напрягся… Неужели, это всё… Я даже не успею взять ни пистолет, ни меч, я позволил подловить себя вне боя. Всё-таки я – неудачник и зря вступил когда-то в ряды инквизиторов. Всё-таки я – никто…

Я попытался повернуться через левый бок, медленно, аккуратно… Но тут справа некто закинул свою руку и положил мне на кадык холодное лезвие ножа. Я тяжело сглотнул скопившуюся слюну во рту. Одно движение, и я буду обнимать Дашу. Правда, не в этом мире. Закрыл глаза и не хотел ни о чём думать, но делать это сложно, когда горлом чувствуешь свирепую сталь в безжалостной руке. Чего он ждёт? Напугать меня хочет? Не получится… Мне насрать… Давай, режь… Пусти вино из моего горла на этот мякиш снега и грязи…

– Почувствовал себя никем? – Спросил голос сзади.

– Давай, режь! Мольбы ты не дождёшься, – Сказал я спокойно.

– Уверен? – Усмехнулся голос.

– Ставлю на кон свою жизнь, – улыбнулся я.

– Ты хоть знаешь, где его искать? Или ты решил всё кладбище исследовать? – Поинтересовался некто.

– Ты о ком? Я домой с работы иду. О чём речь? – Я дурачился. В экстренной ситуации смех помогает скинуть волнение. Становится легче и даже с ножом у горла становится комфортнее.

– Панк, ты такой отбитый дибил. Куда ты суёшься? Тебе жить надоело? Тебя с учеников выпустили-то не подумавши, а всё туда же, – спрашивал голос.

– Кто ты? – Спросил я напрямую. Надоело стоять, зима как-никак, холодно…

– Был бы врагом, ты бы уже с апостолом Павлом беседы вёл, – вздохнул незнакомец и добавил. – Лютеранское кладбище, – он назвал мне место, затем лезвие ушло вперёд, чтобы нечаянно не порезать меня, и рука, державшая его, исчезла. Нож, которым кололи меня в бок, тоже убрали. Я услышал, как некто убегал от меня. Его шаги быстро удалялись прочь.

Я начал быстро и тяжело дышать. Моё сердце снова закололо. Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, а, открыв их, увидел на другом конце перекрёстка Дашу…

***

Увидеть спину своего врага. Почувствовать, как всё закипает внутри. Оскалиться… Меня трясёт… Нужно сохранять спокойствие… Я хочу ударить его, убить его… Оставить его на этом кладбище… Он безмятежно стоит и смотрит снизу вверх на статую Христа. Я всё же не он – я не могу опуститься до такой подлости и убить его со спины, хочу, чтобы он видел меня, и чтобы он знал, за что несёт наказание. Иисус словно тянет к нему свои руки, и Слеш надеется, что может попасть в объятья спасителя при жизни. Для спасителя мы все одинаковы, мы все нуждаемся в помощи, но эта сука даже Христа продаст, чтобы выжить… Смотрят друг на друга, интересно, о чём думает убийца? Хоть иногда он задумывается о тех, кто по его милости отправился на небеса? Иисус спокойно смотрит